Юрий Валин - Мозаика мертвого короля

— Не стоит. В первый же шторм выблюешь всю свою напомаженную мудрость.

— Хорошо, предложи иные варианты.

— Охотно. Мы едем к королю и смотрим на твои фокусы в Глоре.

— Не понимаю, — убито признал прорицатель. — Разве у тебя не появилось некоего серьезного стимула, чтобы, э-э, покинуть Его Величество, а заодно и Кедровую?

— Заткнись!

Мы поужинали в молчании. Подчистив куском лепешки миску, колдун приободрился:

— Можешь выбить мне все зубы, но объясни. Ради всех потрохов старой банши, — зачем тебе к Эшенбе? У короля инстинкт гадюки, к тому же, гадюки необъяснимо бессмертной. Рано поздно он пронюхает и…

— Тебе-то что за дело?

— Я не хочу к королю, — кротко признался прорицатель. — Он безумен. Он феноменально грубый любовник. Он меня убьет. Кроме того, у меня может ничего не получиться с магией. У меня нет опыта расчетов подобного рода. И вообще, Глор не сделал мне ничего плохого.

— Ты служишь королю. Эшенбе нужен Глор, и король получит столицу.

Кажется, маг едва сдержался, чтобы не запустить в меня миской:

— Проклятье! Ты самый тупой из всех виданных мною тупиц! Что тебе за толк в мертвом короле-безумце? Ты подумал, что будет, если я намекну, — только намекну, — о твоих отношениях с одной красоткой, любящей пожевать наркотики? Твоя голова так быстро покинет плечи, что ты даже не успеешь удивиться. Ты идиотский баран, Либен.

— Очень может быть. Но в первую очередь, я — левая рука Эшенбы. Если король сочтет нужным отсечь свою руку, кто посмеет ему возразить? Конечности вообще не умеют возражать. Зато у них порой бывает язык. И кто-то может сказать, что некий многомудрый красавчик-прорицатель лез в постель к честному воину, искушая утонченными удовольствиями и соблазняя бежать в Глор. Обещая милость двора, груды серебра и руку своей сестры-некромантки.

— Тебя искусишь, — проворчал колдун. — Ты же едва ноги волочишь, Либен. В твоем возрасте излишества вредны. И что за ересь про сестру-некромантку?

Объяснить я не успел — в это мгновение из темноты совершенно беззвучно вылетела какая-то бесформенная тварь и плюхнулась на круп Смыку. Перепуганный мерин шарахнулся прямо в костер, расшвыряв головни. Эмруозос взвизгнул и на диво точно метнул миску, угодив в распластавшуюся на спине мерина дрянь. Тварь уже обтекала бока моего Смыка подобно толстому плащу. Я приготовился поддеть гадину мечом, но мерин рванулся в сторону, рвя привязанный к кусту повод. Меня слепила тьма и летящие от разметанного костра искры. Вдруг ложбина озарилась неярким, но ровным голубым светом, — Эмруозос держал на воздетом пальце крошечный огонек. Я погрузил клинок в мерзкое живое покрывало, — сталь входила словно в какой-то студень. Тварь мгновенно содрогнулась и слетела в сторону, — вслед ей колдун метнул свой шарик. Бедняга Смык, напуганный неведомым хищником и магическим светом, с ржанием выдрал повод вместе с кустом и кинулся в противоположную сторону. Я побежал следом.

— А я?! — завопил Эмруозос.

— Смык важнее!

— Но я безоружен!

Я на ходу кинул кинжал в его сторону. Колдун снова взвизгнул, но смотреть в его сторону мне было некогда.

Смыка я догнал, — мерин запутался в колючках, и мне стоило немалого труда успокоить его и освободить повод от куста-якоря.

Эмруозос успел сгрести в кучку остатки костра и сидел на корточках, воинственно выставив кинжал. Я подхватил головню и принялся осматривать дрожащего Смыка. Мерин был цел, только на крупе виднелось нечто, напоминающее слабый, но обширный ожог. Я осторожно омыл повреждение водой, Смык фыркал, переступал копытами.

— Кто это был? — поинтересовался колдун, утомившийся грозить тьме кинжалом.

— Понятия не имею, — я глянул в сторону, где еще виднелось голубое свечение. — Эта твоя ослепительная штука траву не подожжет?

— Едва ли, — Эмруозос подкормил костер несколькими жалкими веточками. — Сейчас шар погаснет. Это не оружие, а так… фокус нелепого астролога. Между прочим, король счел бы мою гибель более чувствительной, чем пропажу какого-то мерина.

— Без Смыка я едва ли дотащу тебя до города. Или ты скрываешь талант бывалого пехотинца-ходока?

— Я вообще прирожденный латник, — астролог пощупал грудь, звякающую многочисленными серебряными цепочками и ожерельями. — Ты засадил своим дурацким кинжалом прямо в меня.

— Он не должен был вонзиться.

— Конечно, если бы его рукоять проломила бы мне ребра, и говорить было бы не о чем. У тебя тяжелая рука, лорд Либен.

Я сунул ему флягу с джином.

Придворный колдун глотнул, шумно подышал и принялся заедать сыром. Слушая, как Эмруозос рассуждает о природе твари, столь внезапно навестившей нас, я собирал хворост.

— И все-таки я не понимаю, — съехал маг на привычную колею, — если мы все равно подвергаем свои жизни таким непредсказуемым опасностям, не разумнее ли…

— Я тоже много чего не понимаю, — проворчал я. — Как некий молодой человек, относительно здоровый головой и даже не лишенный некоторых магических способностей, может выбрать ремесло шлюшки?

— Недоумеваешь? — пробормотал Эмруозос. — Волосатые ноги, вонючий пот, манеры сладострастных лошаков. Твоя правда, — отталкивающая картина. Либен, ты когда в первый раз взял в руки оружие?

— Лет в шесть, — сказал я, поразмыслив. — На нас напали, и я таскал на стену стрелы. Кажется, даже швырнул пару камней.

— Я тоже вступил во взрослую жизнь примерно в этом возрасте, — сказал маг. — Только мне приказали взять в руки не камень, а кое-что иное. Отнюдь не только положение звезд и светил властны над нашей судьбой. Кое-что делают и люди, нас окружающие.

— Не помню, чтобы кто-то заставлял меня взять в руки оружие. Я родился бойцом.

Эмруозос хмыкнул:

— Ладно, тебе повезло, а мне — нет. Но мы оба сейчас служим твари, которая даже отдаленно не человек. Просто шмат тухлого мяса, двигающийся и отдающий команды по какому-то чудовищному недоразумению. Так в чем разница?

— В выборе.

— И в чем же твой выбор, лорд Либен?

— Я могу выбить тебе зубы и лечь спать. Могу просто лечь спать.

Колдун заткнулся и принялся заворачиваться в свой плащ. Уже из глубин грязного бархата и меха пробормотал:

— Можешь не сомневаться, король от меня лишнего не услышит. Я чту интимные секреты, да и выдавать тебя нет никакой выгоды. У нас с тобой имеются общие интересы. Жаль, что ты этого еще не понял.

Я промолчал. Колдун сам ничего не понял. О чести он имел ровно столько же представления, как я о причинах исчезновения и возвращения созвездий Птичьей Косточки и Утреннего Креста. Но выбор всегда есть. Можно сдержать клятву, можно протухнуть и душой.

Я вспомнил об охромевшем Макаксе, — вот кому люди не оставили никакого выбора. Страшно быть плотью от мертвой плоти. Впрочем, все мы идем туда. Когда-то у меня были Ливни, родители, друзья. Даже жена. Сука голубоглазая, будь проклят их род до конца мира. Были сыновья. Старший едва ли помнит меня, а младший давным-давно называет отцом собственного двоюродного дядю. Если помогут боги, когда-нибудь парень узнает, кто укоротил «папочке» пальцы на правой руке.