Илья Стальнов - Ночь пяти стихий

– Подь сюда, – поманил его воевода. Кабатчик резво подскочил и низко поклонился.

– Уверен, что не заблудишься и молодцов моих в болоте не утопишь? – спросил воевода.

– Как можно. Я эти болота хорошо знаю.

– Угрозы мои, наверное, тебя не проймут, – вздохнул воевода, – но клянусь: в случае чего из-под земли тебя достану и на медленном огне поджарю. И проклянешь тот миг, когда на свет появился. А еще: вот они, денежки, – воевода вынул из кармана объемистый кошель и потряс им перед носом Иосифа, который завороженно смотрел на него.

– Все как уговорено будет. Не бойся, воевода.

– Смотри.

Вскоре отряд скрылся в направлении леса. Губной староста отправился в свою избу, где накопилось немало мелких, но неотложных дел, а воевода решил пройтись по своим владениям.

За крепостной стеной тянулись закопченные избы и дворы. После вчерашнего дождя развезло грязь, растеклись лужи, город выглядел неуютно и хмуро.

– У, разлеглась тут! – воевода пнул сапогом здоровенную свинью, развалившуюся посреди улицы и не дающую проходу.

– Брысь отседова! Брысь! Разлеглась… – дьяк Алексашка подскочил и наградил ее еще двумя пинками из желания угодить воеводе.

Недовольно хрюкнув, свинья направилась прочь. Алексашка догнал ее и пнул еще раз.

– Хорошо народ живет, – поучительным тоном произнес воевода. – Вон свиней сколько развели – проходу нет. А как налоги платить – все бедные, и в казну государеву нечего сдавать.

– Мелкий народишко, – с готовностью поддакнул Алексашка. – Не чтут государевой пользы.

– Прав ты, Алексашка, не чтут.

Они вышли на площадь у стены деревянного кремля, где тянулись торговые ряды, располагались гостиный и таможенный дворы, конская изба. У порога большой земской избы, где сидят земские старосты, толпился народ. Земских старост избирали из мира, отвечали те за отношения с государевыми людьми, сбор налогов на своей территории, следили, чтоб воевода не притеснял народ. Сколько пришлось воеводе сил положить, дабы обуздать их. Мир даже челобитную государю писал о притеснениях со стороны воеводы. Хорошо, вовремя узнал. Губной староста помог, гонцов перехватил, а потом пороли их, чтоб другим неповадно было. Теперь все смирные – кого воевода запугал, кого обманул, а кого подкупил. Ох и горд он был, что ему это удалось. Вон земский староста на пороге, сейчас в пояс кланяется, а какой еще недавно ершистый был. Он, Иуда, удумал ту челобитную писать.

Воевода сухо кивнул земскому старосте и пошел вдоль рядов, где торговали хлебом, птицей, рыбой. Стояла вонь, шум, торговцы вопили что есть мочи охрипшими голосами, расхваливая свой товар, переругиваясь между собой, заискивали с покупателями, нищие вымаливали милостыню. Кучковались крестьяне, у иных из них были набиты рты – за неимением карманов или кошельков они клали туда вырученные деньги. Мычала жалобно тощая корова, которую привели на убой, кудахтали куры, орал что-то нечленораздельное пьяный купец, держащий за плечи растерянного крестьянина.

Сегодня из вещей хороших, которые так любил воевода, ничего не найти. Утром отбыл купеческий обоз, где добра было навалом. Да, неплохо поразжились бы разбойники, попадись этот обоз к ним в руки, думал воевода. Но пустили его другой стороной, так что теперь купцам ничего не грозит… Ох и попугал их воевода, нагнал страху, и как же они благодарны были за заботу и спасенье. Вот только нашелся один шебутной, который начал во всю глотку вопить, что этот воевода с губным старостой все выдумали про разбойников, чтобы с честных купцов деньгу слупить, но бузотера этого не поддержали.

Воевода подошел к ряду, взял огурец, хрустнул им. Торговец заискивающе заулыбался и предложил:

– Возьми еще, воевода, хороший огурчик.

По лицу торговца было заметно, что улыбка у него наигранная и что он боится, как бы воеводе слишком уж не понравился его товар.

– Дрянь огурец, – сплюнул воевода и направился дальше.

– Да, плоховатый огурчики у тебя уродились, – деловито подтвердил Алексашка, прихватил пару огурцов и устремился вслед за начальником.

Догнав воеводу, дьяк немного помолчал, а потом решился забросить удочку:

– Эх, отметить бы сегодня вечерком праздник.

– А чего сегодня за праздник?

– Да как же – от разбойников избавились.

– Еще не избавились. Но избавимся, правда твоя… Хотя если пристально поглядеть, то кому разбойники эти мешают?

– Как же? – удивился дьяк. – Добро грабят, народ тиранят.

– А кто его не тиранит?

– Так что же, нет вреда, что ли, от разбойников? – пожал плечами Алексашка.

– Что? – воевода вдруг очнулся. – А я что, говорю, что с разбойников польза? Как же ты такое удумать мог?

– Да и в мыслях не держал, – перепугался Алексашка.

– То-то, – воевода хлопнул могучей дланью дьяка по спине, и тот лишь слабо ойкнул. – Благослови Бог стрельцов наших, которые сейчас с иродами этими сражаются, – он перекрестился.

– Благослови, Господи, – поддакнул дьяк. «И помоги. Господи, мне, – подумал воевода. – Сколько лет ждал, а решится все за один день».

Вечерело. Плебс все торчал на карауле у дворца Видящего мага. Для порядка вчера городская стража сделала попытку разогнать его. Но на следующий день ненавистники Хакмаса собрались снова.

И Видящий маг, и принц прекрасно понимали, что все это неспроста. Эта жидкая толпа, выкрикивающая лениво и нудно богохульные ругательства в адрес Хакмаса и вообще всех колдунов и грамотеев, в момент способна разрастись в океан народа, способный смыть и замок, и его обитателей.

Низкорослый человек, пробирающийся сквозь толпу, был закутан в серый плотный плащ, из тех, которыми пользуются обычно ловцы диких ослов на северных островах Атлантиды.

– Выходи! Выходи! – скандировала хрипло толпа. Низкорослый протолкнулся между двумя жирными торговцами и решил, что уже миновал опасный участок пути, как вдруг тяжелая ладонь легла ему на плечо.

– А ты что не поддерживаешь нас голосом? – прошипел тучный забулдыга, известный завсегдатай подобных сборищ. – Ты часом не прихвостень этого поганого мага?

– Нет, уважаемый, – поклонился низкорослый. – Я не меньше тебя ненавижу это племя.

– Эти дерьмовые чернокнижники своими заклинаниями смыли в море Венцин. И я буду не я, если они не замышляют такую же мерзость сотворить и с Перполисом.

– Это возможно, уважаемый, – кивнул низкорослый.

– И всем все равно. Что, только мы любим Императора и наш город? Почему не соберутся все и не сковырнут этот гнойник?! – воскликнул пузатый, кивая на замок.

– Они боятся, уважаемый.

– Боятся. А я не боюсь ничего. Мне нужна голова этого поганого Видящего мага… Голову Хакмаса! Голову! Голову! – завопил он, и голос у него был раскатистый, мощный, красивый.