Илья Стальнов - Ночь пяти стихий

– Смотри в воду. Что видишь?

– Ничего.

– Лучше смотри.

– Лес…

– Еще?

– Я и Гришка идем по этому лесу.

– Жив он, и все будет нормально. Перед приходом гостей отшельник напрягся, взгляд его устремился в одну точку. Он сказал:

– Сейчас будут здесь.

Решил по привычке разыграть их…

Боль была выше всякого разумения. Картанаг упал на колени. Он хотел закричать. И он закричал. Ему казалось, что его крик мощен, способен выдирать с корнем деревья и колоть камни, поднимать волны на озерах и сметать замки. Но на деле из груди вырвался лишь сдавленный сип.

Потом к Картанагу вернулась на миг ясность сознания. Он поднял руку, которая, казалось, весила как подъемный мост. Он не знал больше способов избавиться от боли. В отличие от Видящего мага он не хотел ее. Он не знал, как ей распорядиться. Для него это была просто боль, а не биение гигантских сил.

Он поднес руку к груди. Пальцы сжали медальон с «Лунным осколком». Резкий рывок разорвал золотую цепь. «Лунный осколок» полетел на землю. И боль ушла. Мгновенно. Остались только слабость и опустошение.

Видящий маг стоял спокойный, полный достоинства. «Лунный осколок» валялся у его ног. Хакмас нагнулся, поднял его, приладил на место в «подсвечнике».

– Ты, «Лунный осколок», камень стихии огня, – торжественно произнес он. – Ты занял положенное тебе место. Ты вобрал темный голубой пламень спутника Земли. В тебе отражение его света. В тебе его силы. Призываю тебя!

Он помолчал и закричал:

– Призываю вас всех!

Теперь «Лунный осколок» принимал на себя вместе с остальными камнями тяжесть проклятий демонов Темной Реальности. Картанаг подарил Видящему магу жизнь.

На месте Круга Мудрости вспыхнул огненный лиловый шар. Хакмас простер ладони, и шар начал меняться, разрастаться. Он порхнул в руки к магу, и тот бросил его обратно, в Монумент старых богов.

Холм, у подножия которого стоял Монумент, раскололся под звучащую ниоткуда, продирающую до костей музыку сфер.

Точнее, казалось, что он раскололся. Что происходило, не укладывалось ни в какие понятия. Принц нечто подобное ощущал во время путешествия в нижнем астрале, когда боролся с великаном-карликом. В этой точке сошлись два мира.

В ярко малиновом свете холм осыпался, как разбитый витраж. Разноцветные осколки в свою очередь раскалывались на новые. И изнутри вырастал из синих и зеленых кристаллов каменный цветок. В бутоне чернело нечто. Кусок тьмы. И тьма эта была не тьмой холода, страха и зла. Это была обещающая, теплая темнота Великой Пустоты.

Длилось это всего лишь мгновение. А потом холм закрылся. И напоминанием о происшедшем был лежащий на камне деревянный диск размером чуть меньше ладони. Обычный человек прошел бы мимо него и не потрудился бы даже нагнуться. Но тот, кому дано видеть и ощущать невидимое, кинув взор на этот диск, с трудом бы оторвал его. Взор тонул в нем, погружался в неведомые глубины, которые невозможно постичь.

– Саамарит! – воскликнул Картанаг и бросился вперед.

Принц и Пантеомон двинулись ему навстречу, стремясь остановить, не дать дотянуться до амулета амулетов, но Видящий маг жестом остановил их:

– Пусть берет!

Он спокойно направился в сторону замка. Поднялся по каменной лестнице. Его спутники шли за ним. Они не оборачивались и не видели, что Картанаг хохочет, как сумасшедший, держа в руке Саамарит, и как по его щекам текут слезы.

– Стой, – неожиданно возопил он, взглянув на Видящего мага.

Хакмас не обратил на него никакого внимания.

– Стой. Именем Императора!

Они продолжали подниматься по лестнице.

– Взять их! – крикнул Картанаг страже. Солдаты, раздавленные всем увиденным, не шелохнулись.

– За мной, – прикрикнул Картанаг. С тем же успехом.

– Передушу, как щенков! – заорал он истошно.. Крик вывел солдат из оцепенения, и они громко загалдели:

– Поищи дураков!

– Маг убьет нас одним взором!

– Нет! Иди сам, собачий потрох! Картанаг кивнул. Выдернул меч. Рубанул им по шее ближнего солдата.

– Или вы идете за мной! Или за ним! – крикнул он, пнув ногой корчащееся в судорогах тело.

Солдаты молча смотрели на советника. Они раздумывали – или выполнить приказание, или разорвать этого крикуна на части.

А потом поплелись за ним…

Боярин Матвей решил доставить в первопрестольную изловленного им атамана Романа самолично, поскольку теперь не доверял никому в этом городе. В сопровождении верных слуг закованного в цепи предводителя разбойников привез он в хмурый, туманный день в столицу и там передал его самолично дьяку Разбойного приказа. В тот же день о том стало известно царю Михаилу, который проявил к этому делу живейший интерес.

Незамедлительно Роман был подвергнут пыткам. Сопротивлялся он недолго и почти сразу же выдал всю свою историю, а потом ползал на коленях и умолял простить его, обещая, чем может послужить государю. Создавалось впечатление, что он полностью сломлен и уничтожен, не способен теперь к каким-либо решительным поступкам. И куда только девался жестокий и решительный Роман Окаянный, державший в страхе не одно воеводство.

Происходил Роман из знатного рода, проживал в городе на западной окраине государства Российского, занимал почетный пост. Когда ринулась на Русь вражья польская сила, то иные держались твердо и стойко, другие же, как собаки, поджали хвосты и лизали пятки самозванцу. Чернь и продажные бояре, соблазненные посулами и испуганные угрозами, преподносили врагам ключи от русских городов. Потом говорили, что Лжедмитрий ни одного города не взял силой оружия, а все подметными письмами.

Когда самозванец приближался к его городу. Роман, значительно обедневший от гулянок и празднеств, запутавшийся в делах, подрастерявший богатства из-за неподобающего разгульного образа жизни, почуял, что можно будет поживиться. С другими такими же мерзавцами убил воеводу, подбил на бунт самый никчемный народишко и открыл ворота города, за что был принят и обласкан новым «царем».

В молодости Роман баловался чернокнижеством, но получалось у него это неважно. Колдун, учивший его уму-разуму, говорил, что в одной чаше в Кремле скрывается древняя вещица, сила которой неизмерима. Владеющий ею станет самым сильным колдуном, не будет ему равных. Не будет преград у него на пути к власти и богатству. На западе эта вещица именовалась Чашей Грааля. По легенде в эту чашу Иосиф Аримафеский, снявший с креста тело Иисуса Христа, набрал кровь Спасителя. По легенде же эта чаша первоначально служила Христу и апостолам для первых литургий. По другим сказаниям – это и не чаша, а блюдо, на котором преподнесли голову Иоанна Крестителя. С того момента, как Роман услышал о чаше, ее поиск стал для него главным смыслом жизни. Он и сам не мог понять почему. Нечто гораздо более сильное, чем просто его страсть и стремление – что-то данное свыше, будто бы отголоски иных жизней, нечто очень важное и непонятное гнало его за Святым Граалем. И иногда откуда-то издалека приходило слово – Саамарит. Ему казалось, что когда-то давно это слово было для него самым важным в мире. Но где и когда это было?