Борис Батыршин - Египетский манускрипт

Дневка принесла долгожданный отдых; все же четырехдневный конный переход дался нам непросто. Лошадям она тоже пошла на пользу; в благословенном оазисе хватало и свежей воды, и ячменя на фураж. На ночь мы устроились под навесами из пальмовых листьев, близ коновязей; проснувшись в предрассветный час, я долго не мог уснуть, не отводя взгляда от древней колоннады, черные силуэты которой прорисовывались на фоне сереющего небосклона…

Мимо бортов лодки пятый день подряд неторопливо проплывали низкие берега великой реки. То тут, то там стояли группки финиковых пальм, лимонных и померанцевых деревьев; порой река разделялась на рукава – и текла вокруг низменных островов. Арабы-лодочники, ловко орудуя длинными, похожими на шесты веслами, безошибочно выбирали нужное русло, и Евфрат упорно нес скорлупки лодчонок к цели.

На Месопотамской равнине река текла спокойно, не быстрее четырех километров в час; к силе течения добавлялась мускульная энергия гребцов. Раз в день лодки ненадолго приставали к берегу; после этого плавание продолжалось, пока позволяло солнце. За день удавалось преодолеть около семидесяти километров; предстояло плыть еще не меньше четырех дней до городка Эль-Фаллуджа, откуда было уже рукой подать до Багдада.

Стоило отцу упомянуть об Эль-Фаллудже, как Ваня немедленно оживился. Он повторял – любой из сколько-нибудь заметных населенных пунктов, которые приходилось миновать путешественникам, так или иначе связан с кровавыми событиями либо иракской войны, либо гражданской войны в Сирии. Маалюля? Захват монахинь сирийскими повстанцами в 2013 году. Эль-Фаллуджа? Резня, которую в 2004 году устроили американским морпехам повстанцы-шииты. Багдад? Басра? Комментарии, как говорится, излишни. А когда кто-то из лодочников упомянул городишко Тикрит, на Ваню напал смех пополам с икотой – старый араб понятия не имел, что всего через полвека там предстоит появиться на свет такой легендарной личности, как Саддам Хуссейн. Вот и теперь, озирая низкие берега Евфрата, Иван возвращался к излюбленной теме:

– Знаешь, пап, порой мне кажется, что арабам лучше всего жилось, когда их кто-нибудь угнетал. Нет, это не касается нефтяных шейхов с их «феррари» и футбольными командами. Я говорю об обычных арабах, рядовых, так сказать. Вот сам посмотри – который день плывем, а вокруг все спокойно-благолепно. Ни тебе разбойников, ни вооруженных шаек, никого не режут…

Олег Иванович усмехнулся:

– А как же те бедуины, что напали на нас?

– Так я об этом и говорю! – немедленно ответил Иван. Похоже, он ждал именно таких слов. – Только эта шайка принялась палить – тут же прискакала федеральная кавалерия и объяснила им, как Османскую империю любить. Порядок! А стоит арабам начать жить своим умом – как тут же начинается кровавое безобразие вроде гражданской войны или сектора Газа.

– Не могу не согласиться, – кивнул отец. – Вон даже султан их великий, Саладин – он, кстати, тоже родом из Тикрита, как и Саддам, – так он вовсе не араб, а курд. Да и Асад – что Башар, что папаша его, Хафиз – хоть и происходят из какого-то арабского племени, но по вере они оба алавиты [28], а значит – неправильные мусульмане и арабы.

– А я о чем? – закивал Ваня. – Арабы – они как поляки: у тех тоже, если король толковый, полководец или государственный деятель – так непременно либо литовец, либо вообще из Саксонии, или, прости господи, из Франции. А сами могут только гонором мериться и саблями махать.

Олег Иванович улыбнулся. Где-то с полгода назад сын увлекся политикой – перечитал в Интернете все, что смог найти по русско-польскому и русско-украинскому вопросам, стал завсегдатаем многих интернет-форумов, ставя порой в тупик или доводя до приступов бешенства собеседников – студентов Львовского университета или наших, российских либералов. К Польше мальчик относился с особой «нежностью», не упуская случая пройтись по адресу «пшеков». Олег Иванович, испытывавший по отношению к этой стране непростые, но скорее теплые чувства, не пытался давить на сына, лишь подкидывал ему время от времени книги Станислава Лема и великолепные польские фильмы вроде «Кингсайза» или «Четырех танкистов и собаки».

Во время путешествия «польская» тема была напрочь вытеснена темой арабской, но все же Иван нет-нет да и обращался к привычным аналогам.

– Ну ладно, аллах с ними, с арабами, – продолжал тем временем мальчик. При слове «аллах» старик-лодочник, ворочавший длиннющим веслом на корме плоскодонки, встрепенулся, одобрительно глянул на Ваню и что-то пробормотал.

– Я вот о чем думаю: мы ведь раздобыли этот самый манускрипт, за которым сюда явились, так? Вот сидим тут, в лодке, как дураки, а что там написано – не знаем. Неужели так и придется ждать до Москвы?

– А ты как хотел? – усмехнулся нетерпению мальчика отец. – Мы с тобой, знаешь ли, в коптском не сильны, а автопереводчика с распознаванием текстов на этом языке яблочные умники, увы, не придумали. Так что придется ждать.

– А может, поискать переводчика сейчас? – предложил Ваня. – Уж где-где, а тут этот язык точно знают.

– Ну да, а заодно – чтоб он и русский знал. Что-то мне сомнительно… – покачал головой Олег Иванович. – Да и боязно. Мало ли что в этом манускрипте! Покажем кому ни попадя – потом неприятностей не оберемся. И так уже за нами гонятся…

Ваня кивнул. Отец был, конечно, прав; однако деятельная натура мальчика протестовала против необходимости ждать еще месяц, в то время как ключ от тайны, не дававшей им покоя, возможно, лежит в кармане!

– Ну а если там что-то такое, что можно отыскать только здесь? – Мальчик не собирался сдаваться. – Что же нам, опять в Сирию придется ехать?

– Может, и придется, – согласился отец. – Но сейчас нам рисковать нельзя – вот если будем уверены, что за нами никто не идет, – тогда, может, и подумаем. Ладно, хватит болтать, бери-ка лучше весло. А то что-то мы еле-еле тащимся…

Колеса ритмично хлопали по воде. Если встать у борта сразу за огромным красно-синим кожухом, прорезанным радиальными щелями, – то из распахнутого люка, ведущего куда-то в низы «Принцессы Багдада» (Ваня упрямо называл пароход «Царевной Будур»), отчетливо донесется мерное пыхтение паровой машины. Эти шумы, смешиваясь, создавали звуковой фон плавания – порой в нее вплетались крики птичьей мелочи, мельтешившей в воздухе за кормой пароходика.

Олег Иванович лениво оглянулся. Все хотелось делать только так – лениво, не торопясь, и прежде хорошенько подумать – а нужно ли ему именно сейчас и именно это движение? А подумав – остаться на месте.

Полдень… жара… река…

Колесная посудина английской пароходной компании второй день шлепала по волнам Тигра. «Надо же, как вышло, – подумал Олег Иванович. – В один заход удалось побывать на двух древнейших водных артериях мира, и не просто побывать – совместить в этих «круизах» две разные эпохи. Одна – плавание на длинных дощатых лодках, какие бороздили эти воды и при Салах ад-Дунийе (он же Саладин), и при Александре Македонском, и при Навуходоносоре… или кто там у них был в совсем уж седой древности? Какая, впрочем, разница… эти скорлупки были тут во все времена».