Юрий Корчевский - Язычник

Илья знал, что знание местности может пригодиться, и знакомство с любым городом начинал с его изучения. Хоть и мельком осматривал, но представление имел. Многие слободы были профессиональными, тут жили и работали ткачи, кузнецы, гончары, кожемяки. И не везде его появление оставалось незамеченным, в слободе Селик ему едва не намяли бока. Как он понял, здесь обитало городское отребье – воры, попрошайки, гулящие девки и просто пьяницы.

На третий день, как и уговаривались, Илья пошел на торг, к Ждану. Тот увидел его и сделал знак – зайти в лавку, поскольку занимался с покупателем. Тот попался дотошный, воск в бочке ногтем колупал, нюхал – только что на вкус не пробовал. Наконец купил бочонок и укатил – нести бочонок емкостью в три меры было бы затруднительно.

Илья, наблюдая со стороны за Жданом, засомневался: сможет ли он сам вот так торговать? Покупатель был занудлив, и у Ильи не хватило бы терпения. А вот Ждан улыбался, нахваливал товар.

Когда Ждан вошел в лавку, он шумно выдохнул:

– Едва по лбу ему не дал! И откуда только такие берутся?

– День добрый! – поздоровался Илья.

– И тебе доброго здравия. От волхва тебе привет.

– Благодарствую.

– Борг велел передать: надо идти в село Великое – это в тридцати верстах от города. Бает, в Ярославле опасно. Паствы христианской много, и дружина с воеводой на постое. По призыву волхва сторонники его там собираются. Село большое, церкви нет, приверженцев старой веры много.

– Когда быть?

– Не сказал жрец. Полагаю, несколько дней у тебя есть.

– Понял, буду.

– Тогда удачи.

Ждан поколебался немного:

– Сам-то я скоро к волхву не попаду, так передай ему послание. Только чур, чтобы в чужие руки не попало.

– Слово даю.

Ждан открыл крышку одного из бочонков, достал кусок бересты и протянул Илье.

Илья кивнул торговцу, положил бересту за ворот да и направился на постоялый двор. Проверялся по дороге, поскольку могли следить и за Жданом. Похоже, торговец воском был связником для язычников в городе, и выследить его не смогли, но это вопрос времени.

Придя на постоялый двор, он задумался. То, что ему не надо брать с собой Марью, – это понятно. Борг в очередной раз затевает восстание, фактически – маленькую войну, а на войне женщинам делать нечего. Тем более что Илья невысоко оценивал способности волхва в стратегии и тактике. Да, волхв был организатором, мог собрать людей, воодушевить их, направить адептов языческой веры на мятеж. Но когда уже начиналось восстание, военное руководство действиями должно было перейти к воинам, имеющим как минимум опыт сотников. А у волхва таких приверженцев не было. Воинов было мало, и они в основном оборонялись. А по разумению Ильи, действовать надо было наступательно, связать противостоящую мятежникам дружину боем, а лучше – изолировать ее в детинце. Тогда и потерь будет мало, и восстание имеет шанс на успех. Но опять же – тактический, локальный. Стоит воеводе дружины послать гонца к князю, прибудет подкрепление. Плохо вооруженные и организованные мятежники прямого боестолкновения не выдержат, разбегутся. Поэтому Илья иллюзий победы в такой маленькой войне не питал, а мирным путем сменить главенствующую религию невозможно, она навязана народу князьями и уже глубоко укоренилась.

Надежд Илья также не питал, считая, что и это выступление обречено на провал. Может, это было и самонадеянно, но он считал, что сам выживет, выкрутится из любой ситуации, надо только позаботиться о Марье. А потом – все, с волхвами и язычеством пора завязывать, перспектив нет. Так зачем тогда зря проливать кровь? А ведь любая заварушка, любое восстание – это кровь, страдания. К чему они? Народ в большинстве своем жил небогато, жизнь была тяжелая: подати, периодически – войны удельных князей за власть, за земли, а все это народу боком выходит.

Все взвесив и обдумав, Илья решил Марью из постоялого двора убрать и поселить ее в слободе, сняв комнату у хозяев, – так спокойнее. Постоялый двор – проходное место, постояльцы меняются, как перчатки, и без мужской защиты женщину обидеть могут.

Марью о переезде он предупредил и следующим днем нашел комнату в избе у старушки. Цена невелика – ногата в месяц, а с питанием – три ногаты. Вещи перевез, Марью привел.

Изба была в Калачной слободе, где в основном пекари живут – народ серьезный, работящий. Хлеб, калачи, пряники на продажу пекут. К хлебу и профессии отношение уважительное, пьяниц и дебоширов в слободке не было. И запах понравился – свежеиспеченного хлеба. В Кузнечной слободе железом пахнет, окалиной. А у кожемяк воздух миазмами наполнен – запахами мокрых шкур, квасцами для выделки. С непривычки дышать трудно.

Он помог Марье обустроиться, на торг сводил, купил новый сарафан. Себе оставил два десятка ногат, а все деньги в калите отдал Марье. Неизвестно, когда он вернется, а жена в нужде жить не должна. Да ему много и не надо, если денег не хватит – добудет, руки не отсохли.

Утром он проснулся рано, но Марья уже не спала. Она сидела на лавке и смотрела на него.

– Ты чего?

– На сердце у меня тяжело, – и слезу пустила.

– Все будет хорошо. Когда вернусь, не знаю – седмица, две, три… Но ты жди и верь. Слово даю – вернусь.

Илья замотал меч в ножнах в тряпку, взял небольшой узелок с хлебом, салом и вареными яйцами, поцеловал Марью и вышел из избы. Идти в село, к месту сбора, он решил пешком.

Из города вышел свободно, но через час хода его нагнал обоз.

– Эй, дядя! – окликнул Илья возничего. – Не подвезешь ли, ежели по пути?

– Садись, не жалко, дорога ровная.

Илья запрыгнул на телегу. Всего несколько мешков на подводе, Илья даже содержимое их через холстину прощупал – мука крупитчатая. Странно… Муку в город из деревень и сел везут, а возчик – из города. Впрочем, ему какая забота?

– А тебе куда, парень? – поинтересовался возничий.

– Да сельцо есть, Великим прозывается. Правда, насколько оно Великое, не знаю.

Ездовой обернулся, посмотрел внимательно, и Илье его оценивающий взгляд не понравился. Ну, иной возчик и подвезет немного попутно, а этот смотрит, как будто лошадь покупает.

– Дырку в кафтане взглядом прожжешь, – пошутил Илья.

– Ты правоставный? – неожиданно поинтересовался ездовой.

– Как? – Илья подумал, что ослышался. Правоверными себя называли мусульмане, православными – христиане. А кто такие правоставные?

– Ну – язычник?

– Можно и так сказать. И что с того?

– Так и я в Великое еду, к волхву.

Илья поморщился. Ездовой незнакомому человеку сразу информацию выдал, которую за зубами держать должен. Плохо у сторонников волхва с конспирацией… Он машинально нащупал меч, лежащий на сене.

Ездовой движение заметил, засмеялся и снял колпак. Из-за грубого голоса и бородатого лица Илья подумал было, что перед ним зрелый мужик, а оказался молодой парень, чуть постарше Ильи.