В. Бирюк - Обноженный

— Копьё наше меняется. Вот для пешца наконечник. Лавровым листочком. Видишь — здеся ещё и лезвия наварены. Можно резать, будто косой. Или рубить навроде топора. А вот эта дура здоровенная — рогатина боевая. Самое большое из русских копий. Два фунта тянет. Обычные-то наконечники — полфунта-фунт. Лет полтораста как в обиход пошла. Чисто наша, русская забава.

— Я слыхал — с рогатиной на медведя ходят?

— Можно и на медведя. И на иного какого большого зверя. Только, вишь ты, к такому наконечнику и древко — оглобля. По лесу с бревном тихо ходить — тяжко. А зверь-то чуткий — услышит человека и уходит, на удар не подпускает. Зверь — от человека идёт, а человек — к человеку. Тут ты его и поддеваешь. Не человека — коня его. Ему на скаку и отвернуть не можно. Только поперечину надо на древко крепить. А то поганый коня не пожалеет, на рогатину насадит. А сам — саблей до копейщика дотянется. Без поперечины пеший конного — не удержит. Самое милое дело так конные толпы встречать. Пятку древка в землю втыкаешь — они и надеваются. Только обязательно воткнуть надо — на руке не удержать. Медведя в лесу и по-другому взять можно, а степняки, когда валом идут… У ляхов, к примеру, тоже медведей много. А такое копьё — нашим словом называют. Такими дурами-рогатинами Ярослав Хромец печенегов в Киеве побил. На том месте ныне Киевская София стоит. Против печенегов рогатина — хорошо помогала. А вот против лучных половцев… Их хоть каким копьём… — не подходят на удар поганые. Но более всего ныне на Святой Руси делают пики. Глянь.

Вижу. Перо четырёхгранным стержнем, воронкообразная тулья. Стоп. Но ведь пики появились на Руси только в 17 веке? А сейчас же 12… А как же…?

— Ты вон, торка своего спроси: у них на Роси других-то копий и нет. Ихнее, конных бойцов, оружие. Вся Степь такими… «иголками» друг в друга тычется. Но я не об том. Втулку на копейном наконечнике видишь? Прежде, в начале Руси, лет двести, а то и все триста тому, и на стрелы такие наконечники делали. Есть тут у меня один такой… ага. Видишь: тот же лист, та же втулка. Как копьё, только маленький.

— Э-э… Аким, а чего во втулку чопик деревянный забит? Это, типа, только для детей научению, ненастоящий?

— Всем ты, Ваня, хорош. Одним плох — старых людей не слушаешь, совета не спрашиваешь, всё сам поперёд всех сделать норовишь. А мозгов-то и не хватает.

Что-то такое дед в моих делах разглядел, что аж лучиться от превосходства. От превосходства своих знаний и опыта над моими… молотилкой со свалкой. Поучает. Сивый мерин.

Нет, я не прав — учиться полезно. Хотя и обидно.

— И на что ж не хватило моих мозгов в этот раз?

— А на то! На Святой Руси нет втульчатых наконечников для стрел! Понял? Нету! И эти твои точёные… палочки… Только в заду ковырять!

Факеншит!

Не увидел разницу между черенком и втулкой!

Идиот! Кретин! Дурак слепой!

Всё равно что бабу с мужиком в постели перепутать…

Ой-ёй-ёй…

Так уелбантуриться… на ровном месте… некомпетентность полная, лопоухость — абсолютная!

Стыдно-то как…

Ведь видел же! И у Могутки видел, когда гусей-лебедей стреляли, и у Чарджи, когда в самом начале «пауков» пугали… Видел же! Но — не понял. Не заметил, не обратил внимание, в руки не взял, сам себе под нос не сунул… «Видят, но не разумеют» — сколько раз над местными прикалывался! А это — про меня сказано!

Не осмыслил уведенную реальность — погнал по стереотипу. Как оказалось — ложному.

Когда чего-то не знаешь — можно узнать. Можно спросить, научиться, разобраться. А вот когда думаешь, что знаешь — и мысли спросить не возникает. Сначала, после «вляпа», я чётко понимал, что ничего в этом мире не знаю. Постоянно присматривался к каждому делу окружающих. Всему учился: как за столом сидеть, как ложку держать, как в дом входить… А вот стал… боярским сыном, возомнил о себе… Ванька-просветитель, «светочь мудрости», «источник знания»… «А мозгов-то и не хватает…».

Ведь мог же спросить сначала! Хоть у воинов моих, хоть у охотников… Да просто — задуматься, самого себя проверить… Так ляпнуться…

Весь набранный за сегодня авторитет с мечами-ножиками, с захватом щитом, с блочным луком… Коню под хвост. Или мамонту — у коня для моих ляпов под хвостом места не хватит.

Э-эх… И чего ж теперь…? Как же мне из позора-то…? «Лютый Зверь», «эксперт по сложным системам»… Дур-р-рень безмозглый!

Я уныло перебирал сваленные в кучу железки, а Аким, излучая бесконечное превосходство над наглой бестолочью в моём лице, позволяя себе от этого удовольствия даже некоторую благостность и к дураку снисхождение, поучал и проповедовал.

— Ты, Ванька, смотри внимательнее. У нас уже лет сто, как половцы пришли первый раз к Киеву, все наконечники с черенками. Внимательней смотри! Дитятко… неразумное. Тута тоже своя наука: вот черенок со стопорным кольцом, а вот по кольцу этому ещё и узор вырезан. Вот чисто круглый черенок, а вот снизу — круглый, а выше кольца — квадратный. И так быстро на Руси стрелы поменялись, что в старые наконечники, которые со втулкой, лучники переходники ставили — вот тот самый чопик деревянный. Чтобы на него, как на сделанный черенок, древко надеть. Древко стрелы на черенок надевают, а не во втулку вставляют. Запомнил? Для чего ж ты тогда свои деревяшки точил? Впустую время перевёл. Эхе-хе, молодой-зелёный… Одно слово — недоросль… Понял аль нет?

Уши у меня горели. Я уныло ими кивал. В такт поучению и ума-разума вставлению.

Но ведь я ж не сам придумал! Я же про это читал, в кино смотрел! Дубовые стрелы… мастера-стрелочники… вывешивать в темноте, сушить три года… Про это ж все знают!

И чётко не хотят вспоминать эпитеты из русских былин, сказок, песен… Там стрелы — «лёгкие», «камышовые», «тростниковые»…

Князь Гвидон:

«Тросточку» — не «палочку»!

Герой «Охоты на пиранью» делает свою стрелу почти по «Царю Салтану» — камышинка, набитая камушками. Что, в нехоженой тайге прямой сухой палки не найти?!

Стрелы 21 века… из полимеров-карбонов… Так ведь тоже трубчатые! Камышинкой.

Поэма Пушкина — не доказательство, казачьи песни с «лёгкими татарскими стрелами» — не аргумент.

Но вот же: черенковые наконечники! И куда ты этот черенок вставишь?! Кроме тростинки?

В какой-то момент на «Святой Руси» довольно быстро, раз остались наконечники с «переходниками», произошло полная замена типа боеприпаса — стрел.

Ещё одна странность: монголы Чингисхана использовали стрелы разных типов, включая тяжёлые деревянные. А вот их потомки — ногайские и крымские татары перешли на лёгкие. Монголы в боях с германцами и поляками пробивали своими стрелами латника насквозь, если он не закрывался щитом. Ещё хунну воевали за Алашань ради хорошей древесины. Но крымчаки использовали против русской бронной конницы уже только лёгкие стрелы.