В. Бирюк - Обноженный

Стоило мне пощупать покойника, как стало ясно: тот звон, как «ж-ж-ж» у Винни Пуха — был неспроста. Под рубахой — тяжёлый широкой пояс, набитый металлом. Рубашечку — задрали, лямочки на плечах развязали… с пуд весом. И этот пуд — серебро! Монетки, куны, гривны — набиты в карманчики в четыре ряда. То-то дядя столб из себя изображал: с такой упаковкой на теле — не очень-то понаклоняешься.

— Сухан, ты про это знал?

— Нет.

Факеншит! Откуда ему знать?! Он подозревал, он предполагал, но знать…

Он не говорит о важном, потому что не знает — что важно. А вот точку попадания он выбрал с учётом не знаний, но — предположений: пояс с серебром закрывал лопатку снизу.

Как бы мне теперь расширить боевые навыки «живого мертвяка» на разговорные? Интересная задачка…

Я уже начал приходить в себя, поэтому приступил к осмотру трупов. Вытащил из затылка скотника метательный «штычок» Сухана, тщательно обтёр его шапкой покойника и шапку выкинул в реку.

Очень многие коллеги совершенно не учитывают, в своих похождениях на ниве прогрессизма, количество крови, которое вытекает из всякого первого встречного при всяком нарушении его целостности. А отмывается — очень тяжело.

Осмотр тела лежащего в трёх шагах Трифоныча ничего интересного не дал. Ножик его я изъял и всунул в дырку в затылке скотника. Ещё прихватил ладанку с шеи.

Потом мы подняли тело купчика и аккуратно отнесли к речке. Куда и выкинули.

Мда… Не Пушкин. Но народная мудрость так и говорит: «Концы в воду». А фольк в песенной форме уточняет:

Поскольку — уплыл.

По-быстрому искупнулся, смывая с себя слюни одного покойника и пот другого. Ну, и свои эмоции…

«Вода более полезна тем, что она уносит, а не тем, что приносит». Уносит, например, остатки истерики, паники, сомнений…

Сухан отправился назад в застолье, а я по бережку в другую сторону. С пудовым поясом на шее, нагишом и босиком. Не хватало только сапожками своими наследить!

Голому гулять… холодно. Но девке в дорогих платках попасться на глаза какому-нибудь случайному свидетелю… Оно мне надо?

Подведём итоги: полный пролёт. Надежды на получение дополнительной информации по делам Вержавского посадника — не сбылись. Дважды. Но настроение — сплошной оптимизм. Это из-за пудового пояса, который греет шею. И душу. Именно «греет», а не «давит». Народная мудрость права: «свой груз — не тянет». Особенно — только ставший своим. И — оцениваемый в выразительной сумме.

Хозяева нашего постоя давно спали, а местные псы старательно не подавали голоса, тщетно надеясь, что князь-волк о них забудет. Курт упорно пытался меня согреть, едва я пришёл и переоделся в своё. От тепла и покоя клонило в сон — пошёл адреналиновый откат. Но пришлось дождаться своих, и изложить им своё видение сегодняшних ночных приключений.

— Пошли вы на гуляние. Следом пришла баба с девкой-малолеткой. Вам неизвестные. Из местных. Потом пришла ещё какая-то девка — курва в дорогих платках. Вам тоже неизвестная. Вы думали — местная.

— Погодь. Дык… Ты ж…

— Я что — девка?

— Не… но…

— Что «но»? Меня ты знаешь. Местных курв — нет. Трифоныч пошёл с девкой на лужок. Развратничать и безобразничать. Потом девка вернулась и потребовала расплаты. Скотник платить не стал и пошёл с девкой к хозяину.

— А Сухан?

— Тю! Мужики пьянствуют, им, что, отливать не надо? Сухан, по твоему разумению, за забор отошёл по малой нужде. Дальше вы посидели чуток, дождались отлившего Сухана, вернулись на постой и спать легли.

— А Трифоныч?

— А Трифоныч, как мне помстилось, со своим дядькой-скотником поссорился — тот платить курве не захотел, и, спьяну, дядю зарезал. Испугался, прихватил девку, лодочку, может, какую, и убежал от отца, с которым у него давно нелады были, в края тёплые, заморские, благословенные. Э-хе-хе, молодо-зелено… Девка подолом покрутит — мужик и не такое уелбантурит. Даже и в Библии сказано: «И отлепится человек от отца с матерью и прилепится к жене своей, и будут они — одно». Вот кое-какое «одно» прилепленное и плывёт там, вниз по речке. Всё понятно? Ну, тогда спать. Скоро светать будет.

Через час — подъём. Всё — как обычно, не слишком рано, не слишком поздно. Мы уже укладывали вещи в лодку, когда прибежал погостный ярыжка:

— Стоять! Погостный боярин велел к себе!

Я несколько струхнул. Потом сообразил: стражников с ярыжкой нет. Из дальнейшего разговора с посланцем стало ясно, что имеет место просто тотальный первичный опрос: всех приезжих опрашивают по начатому делу об убиенном.

Николашку ещё мутило после вчерашнего, а Ивашко изложил мою версию близко к тексту.

Гипотеза об убийстве скотника Трифоновичем и его последующем бегстве с девицей-красавицей, дополненное рассказом лодейшиков об исчезнувшей с тела скотника «батюшкиной казне» — погостному понравилось. Она не только выглядело обоснованной, но и снимала с него вину «за недогляд» и, вообще, выносила проблему за пределы волости. Напомню: обычный сыск в «Святой Руси» идёт не по всей стране, а в рамках волостных границ.

Нас промурыжили ещё пару часов и отпустили с миром. Поздним утром мы снова упёрлись в вёсла, и пошли вверх по местной «реке мелкого серебра».

Кстати, при погрузке Мичура неловко споткнулся об мешок, в который я убрал трофейный пояс. Как бы случайно. Звон был чуть слышен, но Мичура несколько раз пытался незаметно мешок потрогать. Забавно: в «Святой Руси» очень немного людей, которые могут с полпинка распознать звучание кучи серебра.

За день пройти очередные «сто вёрст без гака» мы не смогли — поздно вышли. Пришлось пораньше встать на погост и в полной мере ощутить удовольствие от предоставляемого сервиса.

Я-то, после предшествующей ночи с приключениями, спать завалился. А вот выспавшаяся часть моей команды… По фольку:

Этот куплет распевал малолетний босоногий сынок хозяина, загоняя на ночь гусей. Подтверждаю: по всей реке местные жители держат в большом количестве «гусей и утей». В том числе — и сереньких.

А на другой день — Вержавск.

Можно — с восклицательным знаком. Ключ ко всей этой части транснационального «пути из варяг в греки». Вержевляне Великие. Снизу глянешь — шапка валится.

Похоже, и правда — княжеский город. «Народные» города растут снизу — от реки, от «подола». А здесь на песчаной гряде между двух озёр на тридцатипятиметровой высоте изначально поставлено укрепление — детинец. Небольшой — площадка 120х45 метров. Поверху — мощные деревянные стены на насыпном валу с внутренней земляной засыпкой и деревянными башнями. Приозёрные западной и восточный склоны были крутыми от природы, а их ещё и обрубили.