Анатолий Матвиенко - Демон против люфтваффе

Дальше пришлось сосредоточиться на уходе от четвёрки бандитов, а при следующем нажатии на спуск, когда пятнистое тело уютно заполнило коллиматорный прицел, самолёт коротко рыкнул пулемётами, затем тихим свистом пневматики извинился – патронов больше нет и не предвидится. Фриц издевательски перевернулся и ухнул к земле, безнадёжно разрывая дистанцию.

Над Англией время играет на нас. Ревущие движки, разогнанные на полные обороты, жрут топливо вёдрами. Наш аэродром в считанных милях, практически под центропланом, а непрошенным гостям ещё лететь и лететь… если осталось на чём. Поэтому "Мессеры" попрощались и прекратили забаву, за ними потянулись "Юнкерсы". А мы зашли на посадку, поводя носами в сторону бетонной полосы Тангмера.

К слову, их две, но мне не хватило. При касании машину резко повело в сторону, я дёрнул ручку управления в бок и дал педаль, пытаясь удержать капризный на посадке и весьма неустойчивый "Спит" от переворота. Нас с крылатым малышом утащило в бок, сильно встряхнуло несколько раз. Навстречу бросился одноэтажный дом. Когда самолёт замер, глаза зажмурились рефлекторно…

Через силу открыл их, поверх длинного капота и застывшей лопасти винта увидел стену административного здания в считанных дюймах от кока. Наверно, минуты три на неё таращился. Непослушными руками отстегнул замки, открыл фонарь, дверцу и буквально скатился с левой плоскости.

Следующим видением стали безукоризненно отутюженные брюки в ярде от моего потного носа. Путешествие взглядом к лицу обладателя брюк завершилось меж бровей коменданта авиабазы. Его лицо перекошено в таком гневе, что на секунду показалось – пристрелит. За что? Ну, шлемофон остался в кабине, ну, лежу на траве перед старшим по званию, честь не отдаю. Делов-то…

– Пилот-офицер, как вы смеете позволять себе такое? – у мистера Ричардсона даже голос дрогнул. Щёки и рот сведены в жуткой гримасе, будто размякли лицевые кости. – Здесь Англия! Потрудитесь летать где положено, а не по газонам! Я представлю рапорт винд-лидеру Бадеру о вашем наказании!

Я перевернулся к "Спиту" и нервно заржал. Повреждённая нога шасси, на последних метрах мучений лишившаяся остатков покрышки, проскребла в идеальном газоне мерзкую борозду чрезвычайно неуставного вида. Комендант удалился, излучая эманации недовольства столь мощно, что, наверно, долетело до Букингемского дворца. У каждого своя война: мне – "Мессеры" сбивать, у него – за газонами следить. Без зелёных лужаек Англия совсем не та…

Бадер рывком поднял меня с земли, стиснул, прижал к себе как девицу, не брезгуя запахом конского пота, пропитавшего свитер и куртку. Испания и Польша – цветочки по сравнению с каруселью о двенадцати "Мессершмиттах" и двух лобовых атаках за день.

– Молодец! Клянусь дьяволом! – он даже трубку не прихватил. – Конечно, ошибок нахомутал… Но первый боевой вылет и сразу – управление восьмёркой! Мать твою! Справился, демон!

– Босс, а можно мне кличку поменять? Демон как-то лучше чем Дабл… Хоть и немного созвучно.

Митч примчался, несясь по траве как спаниель за дичью, цокнул языком, увидев пулевые отметины на шасси и фюзеляже.

– Сэр! Слышал – сбили?

– Наверно, один на двоих с Майклом. И надо, чтобы земля подтвердила, – при мысли об открытом боевом счёте в первом же вылете, пусть даже в группе, на морду наползла дурацкая радостная ухмылка, которую согнал, сжав губы и брови. – Зенитчики тоже могут заявить права.

Вторым номером к финишу прискакал оружейник.

– Как пулемёты, сэр?

– Не отказали. Расстрелял патроны до последнего.

– Оу! – вякнул сержант и опрометью кинулся к крылу.

– Проблема?

– Не знаю, сэр. В "Спитах" случается, что пулемёты заедают. Если в системе остаточный воздух, могут последние выпалить на земле. Тогда успевай спрятаться… Нет, всё в порядке. С боевым крещением, сэр!

Знал бы ты, сколько их у меня было.

"Точно!" – поддакнул Ванятка, гордый за нас обоих.

Я потерял две машины и одного человека. Об этом заявил на разборе полётов у Бадера в присутствии других лётчиков крыла.

– Не вижу причин для посыпания головы пеплом, – пресёк самобичевание наш лидер. – Во-первых, два или три звена должен вести в бой командир эскадрильи, его отсутствие у самолётов в момент объявления тревоги – издержки организации, а не ваша вина. Во-вторых, гунны не досчитались двух "Мессершмиттов" и двух лётчиков, один убит, другой спасся с парашютом и попал в плен. Наконец, вы связали боем прикрытие, задержали "Юнкерсы", позже потрёпанные "Харрикейнами" 601 эскадрильи.

– Разрешите, сэр? – поднялся Джонсон, мой спутник по памятному прибытию в Тангмер. – Мы сделали главное, когда увели прикрытие. Обстреливали "Юнкерсов", нанесли повреждения. Сбиты три пикировщика, они все засчитаны в актив эскадрильи Толстого Баджера. Не справедливо!

Любитель крикета и поло взволнован результатами боя? Что-то новое в британском клубе джентльменов КВВС.

– Да, Джеймс. Правила едины – кто стреляет и попадает, тому и баллы. Не переживай, на твой век войны хватит. Тем более "Харри" тоже потеряли машину от огня хвостового стрелка. "Юнкерсы" умеют огрызаться.

Джонсон сел, крайне недовольный. Коммандер прямо намекает на его не лучшие в эскадрильи лётные успехи. Как знать, остался ли бы он живой после атаки на "Юнкерс". Думаю – да. В каше с "Мессершмиттами" он не сбежал из боя и не привёз ни единой дырки. Мне бы так… Зато наш мальчик из золотой молодёжи уязвлён. Пусть выплеснет злость на врага.

Тот налёт был пробным и достаточно удачным для немцев – "Штуки" отбомбились по промышленным объектам к юго-востоку от Лондона. Что происходит после хорошего удара пикировщиков, я видел в Испании и не хочу созерцать это вновь.

Теперь они налетают часто, используя каждый погожий день, иногда по два-три раза. Бомбы несут "Юнкерсы-87", "Юнкерсы-88", "Хейнкели" и "Доренье", прикрываемые "сто девятыми". Говорят, что "Мессершмитт-110" может бомбить, а потом работать полноценным истребителем, на первых порах с бомбами я его не увидел.

У нас произошли изменения. Теперь Бадер не руководит по рации с командного пункта, а летает с нами. Указания – кого увидел радар, куда лететь и с кем бороться – дают дежурные офицеры из секторов командования, каждый в среднем управляет четырьмя эскадрильями. Главное, что большая часть лётного состава проводит дни непосредственно у диспетчерского пункта, развалившись в креслах и обтекая каплями пота под летним солнцем. По уставу запрещено снимать сбрую спасательного жилета, и мы несём службу на пятой точке, надев на шею жёлтый хомут, невероятно похожий на лошадиный. Команда на взлёт приходит достаточно рано – гунны ещё висят над побережьем Франции, а мы уже запускаем моторы.