Анатолий Матвиенко - Демон против люфтваффе

Я предельно широко раскрыл пасть в улыбке и протянул офицеру документы.

– Бля, ты его обозвал, а он лыбится, как дурень, – развеселился второй сержант.

Мой напарник Роберт Вудсток из морской авиации Королевского флота, вторично очутившийся в Мурманске благодаря конвоям и чуть-чуть нахватавшийся местных слов, выдавил:

– Мы есть желаем ту авиэйшин штаб.

Ничуть не смутившись, что один из нас мог понять оскорбление, лейтенант ткнул рукой, указывая путь. Я сунул документы в карман, поплотнее запахнул коричневую лётную куртку и потрусил в рекомендованном направлении, моряк пристроился ведомым. Курс, подсказанный летёхой, увёл вглубь пакгаузов, и мы недоумённо остановились. Пришлось вернуться назад.

– Мистер Хант и мистер Вудсток?

Высокий молодой мужчина не старше лет двадцати, в полушубке и мохнатой шапке, бежал к нам вдоль штабелей с ящиками, громко уминая сухой январский снег большими валенками.

– Да, это мы.

– Уфф… Хорошо! Меня информировали, что вы на другом корабле. Я – переводчик из штаба ВВС Северного Флота Кривощёков Владимир Васильевич, можно просто Володя. Поехали, машина ждёт.

По пути я рассказал о странном совете патрульных.

– Может, они плохо вас поняли? – удивился сопровождающий.

– Нет, – ответил Роберт. – Они даже немного французский язык знают. Бога помянули. [16]

Разобравшись, Кривощёков скривил лицо, вопреки фамилии ровное от природы.

– Пошутили, видать. Вообще-то у нас к англичанам отношение тёплое. Все помнят 151 крыло КВВС, что воевало осенью на "Харрикейнах" с аэродрома "Ваенга-1". Наверно, вы напоролись на патруль из новеньких, только прибывших с Большой Земли. Присылают всяких… Не нужно судить о русских по нескольким, мягко говоря, несознательным.

– А лично вы? – понимая, что с этим человеком, возможно, придётся долго сотрудничать, я решил расставить точки над i.

– Детство прошло в Лондоне, родители работают в советском торгпредстве. Здесь я с сорокового года, – голос Владимира неожиданно дрогнул. – Под немецкими бомбами погиб мой друг.

"Только с нами ему и говорить об английских друзьях".

"Точно, – отозвался Ваня. – Не с НКВД же".

У шизофрении развеялся первый восторг от сошествия на советскую землю, нарисовались реалии. Сейчас красный сокол вместе со мной мёрзнет на нешуточном морозе. Особенно не по погоде получилась английская фуражка с длинным козырьком. Ещё четверть часа, и уши отвалятся. Не спасут даже мои демонические способности.

Штаб оказался не в Мурманске, а в Полярном, на другой стороне залива. Собственно Мурманск мы даже не увидели. Из холодной кабины грузовика я рассмотрел ряды двух-трёхэтажных каменных домов, унылые магазины, какой-то кинотеатр, площадь с неизменными бронзовыми пионерами, снабжёнными трубами и барабанами, заводские корпуса. Если не считать порта, пред нами раскинулся северный вариант Бобруйска, только затронутый войной, о близости которой свидетельствует множество примет: изобилие людей в форме, бумажные кресты на оконных стёклах, патрули, зенитные расчёты на улицах.

Над городом постоянно барражирует эскадрилья истребителей. Чудовищно! Нет, чтобы держать их в готовности и поднимать по тревоге при приближении врага. Это огромный расход моторесурса, ГСМ, напряжение для лётчиков, устающих, но не приобретающих боевой опыт. Тем более, как считает разведка КВВС, у Люфтваффе и финнов на севере совсем не много самолётов, и основное внимание авиация противника уделяет конвоям, а не наземным объектам. Если бы мы так патрулировали небо Лондона, Гитлер давно бы отобедал в Букингемском дворце.

В Полярном меня пробил холодный пот, когда Кривощёков представил нас командующему авиацией Северного флота Александру Алексеевичу Кузнецову. А как же слухи, что советские асы, ветераны Испанской войны, поголовно расстреляны?. [17]И лётчики, встретившие войну с Германией 22 июня 1941 года, погибли практически все? Понятно, я не испытываю ни малейшей радости, что пропали Рычагов и Сушкевич, с ними многое связано. Но! Меньше суток на русской земле, и уже напоролся на старого знакомого.

Мы не виделись пять лет – с весны 1937 года, я получил ожог на треть лица, отрастил усы и выкрасил их в чёрный цвет, волосы побило белой молью. Александр весь седой, круглое курносое лицо отмечено печатью усталости и крайнего нервного напряжения. Хорошо, что он не служил в ПВО Мадрида, и виделись мы мельком. Может, не узнает…

– Мистер Хант, мы с вами не встречались? Вы в Испании не воевали?

– Нет. Даже не был на Пиринеях, сэр.

Больше он этот вопрос не поднимал. Мало ли в мире похожих людей. Фамилию мою он, надеюсь, не вспомнит, а напрягать особый отдел сличением фотографии специалиста пусть из капиталистической, но дружественной страны, с фотками испанских ветеранов точно не станет. Всё равно – тревожно. Чувствую себя агентом, засланным нелегально во вражеский стан с ежеминутной угрозой провала.

Генерал произнёс короткую речь, если отбросить её официозную часть, он сообщил, что в Заполярье будут собираться только "Харрикейны", а "Аэрокобры" для уменьшения издержек по освоению новой техники решено переправить в Центральную Россию. Так как это дело не быстрое, у меня есть минимум неделя, чтобы пообщаться с асами Северного флота для обмена боевым опытом.

– Каким количеством самолётов вы командовали, подполковник, и насколько успешно?

Снова тот же узнавающе-вопросительный взгляд. В Испании я вошёл в двадцатку самых результативных советских истребителей, стараниями Марии моё фото красовалось в "Республике". Авиадорес русос… Нужно тикать из Полярного, чем раньше – тем лучше. Я не стал вилять и сообщил официальные цифры.

– Командовал эскадрильей на юге Англии, двадцать четыре сбитых на личном счету, кроме повреждённых, вероятно уничтоженных либо расстрелянных на земле, а также побед в групповых боях.

У генерала натурально вытянулось лицо. Он обменялся взглядами с присутствовавшими в кабинете офицерами. В глазах нескрываемое недоверие. Брешет, мол, капиталист. Лётчикам 151 эскадрильи КВВС давали орден Ленина, высшую советскую награду, не считая Звезды Героя, за три официально засчитанных сбитых вражеских самолёта.

– Вижу ваш скепсис, сэр. Не буду убеждать в точности британских методик подсчёта воздушных побед, подчеркну лишь, что во время битвы за Англию враг имел вчетверо больше самолётов, мы в отдельные дни поднимались с аэродромов до пяти раз и всегда имели достаточное количество целей. Здесь, где Люфтваффе малочисленно, ваши лётчики редко получают шанс проявить себя.

Я тут же пожалел, что разворошил осиное гнездо. Кузнецов проявил относительную сдержанность, но остальные присутствовавшие дружно заголосили, что у немцев и финнов здесь кошмарное количество авиации, численное преимущество за ними, просто они воюют трусливо – нападают только на одиночные русские самолёты и избегают честного открытого боя. Даже Кривощёков недовольно кинул на меня взгляд, когда переводил возмутительную реплику. Впрочем, к его работе никаких претензий – я бы сам по-русски лучше не сказал.