Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II

Вот ещё один – до пояса целый, потом мокрое красное пятно и ноги с аккуратными обмотками. Кон брезгливо поморщился: всё лицо убитого сплошным слоем облепили мухи.

Около взорванного дота стоял «штуг», весь закрытый остатками русских палаток. Защитники сожгли вторую самоходку бутылками с бензином прямо вместе с экипажем, и запах очень раздражал недавно закончивших здесь работу сапёров.

Гауптман хотел заглянуть в развороченную взрывом бетонную коробку, но его остановил часовой. Для господина офицера там небезопасно – газы и ещё кто-то до сих пор стонет внутри. Но ничего, он прилежно стоит на посту и по приказу уже успокоил выползшего из тамбура окровавленного русского, милосердно выстрелив ему в голову [233].

На поле уже суетилась похоронная команда, набранная из пленных. Русских они закапывали, где нашли, стаскивая в траншеи и воронки. У найденных рядом с телами винтовок выщёлкивали патроны, открывали затвор и втыкали штыком в землю. Так легче будет собирать трофеи [234].

Немцев сносили в одно выбранное место. Там следовало обломить половинку жетона убитого, вытряхнуть карманы и принести имущество мертвеца находившемуся рядом писарю. За присвоение любой мелочи мгновенный расстрел.

Кон посмотрел на лица пленных, суетившихся под охраной немецких солдат. Людской зверинец, кунсткамера унтерменшей! Вот они, подонки человечества, выращенные Сталиным.

Гауптман уже подходил к казарме «ЗЫ-ЖИ», когда его окликнули.

– Дальше нельзя, господин капитан! Опасно! Там ещё держатся большевики, – остановила его пара солдат.

– Вы так и не справились со всеми?

– Не хватило взрывчатки. Эти доты построены из дьявольски крепкого бетона, а обороняют их настоящие фанатики. Но утром мы с ними покончим!

– Или ночью они уйдут сами?

Солдат промолчал, а Эрих Кон развернулся и поехал в город.

Девушки он так и не нашёл. Зато получил подарок от Ненашева, язвительно намекающий, что в России придётся зазимовать. В вокзальном ресторане, куда Эрих сунулся наводить справки, ему отдали свёрток с парой добротных русских валенок внутри.

Возмущённый гауптман хотел было их выкинуть, но увязавшийся с ним барон не дал, забрал себе. Каттерфельд тоже находился не в лучшем расположении духа. В здании ОГПУ большевики долго отстреливались от его спецгруппы. В ответ на предложения сдаться и гарантию гуманного отношения летели гранаты и звучали автоматные очереди. Выкурить их было нельзя – могли пострадать документы во всём здании.

Спустя два часа, израсходовав все боеприпасы, фанатики-коммунисты застрелились сами, но успели уничтожить содержимое большинства сейфов. Зато среди уцелевших документов нашёлся пофамильный список их тайных агентов и осведомителей.

После входа вермахта в город процесс обогащения граждан закончился. Немцы, не церемонясь, расстреливали каждого, кого находили на складах или видели несущим ящик либо мешок, и сразу выставили часовых. Новость об этом быстро разошлась по городу, а тех, кто решил рискнуть, больше никто не видел.

Зато собравшейся толпе нашлось новое развлечение: неизвестно откуда возникшие люди с винтовками и белыми повязками с одной красной полосой посредине принялись извлекать из укромных мест не успевших убежать большевиков и советок.

– Повесить! Повесить коммуниста!

И вот какой-то доброхот уже лезет с верёвкой на фонарный столб. Спустя минуту полурастерзанный окровавленный человек судорожно забился в петле, вызывая одобрительные возгласы, хохот и аплодисменты.

Немцы рядом снимали кино и фотографировали, а «коллективный разум» с неутолённой жаждой желал ещё чьей-то крови. Это же так весело и здорово!

– Пошли бить советок! – истошно заорал кто-то в толпе. – Отберём своё добро!

– А вот это уже лишнее, – сказал барон и приказал разогнать толпу.

Ещё миг, и этих унтерменшей, приветствующих новый порядок, остановит лишь пулемёт. Не стоило начинать поход на восток с откровенно кровавой бойни. А карать или миловать – исключительное право оккупационных властей. Они, немцы, сами решат, когда и кого ликвидировать. Даже евреев убьют не сразу, а сначала запугают, заставляя добровольно выдать все ценности.

Несмотря на ряд эксцессов, абверовец теперь был доволен. Им есть на кого опереться в России. Вон как они, давая выход раздражению на прошлую власть, забросали грязью и побили камнями памятник Сталину у местного драматического театра. Криво выведенными буквами на камне уже кто-то написал, что усатый азиат (в переводе на «хохдойч») «очень плохой человек» [235].

Муж Мареевой уже был дома.

– Тебе принесли пакет, – сказал он и показал на дверь комнаты, сразу уходя на кухню и не любопытствуя.

Если Полина числилась в кадрах, то товарищ Новак после возвращения из Испании в 1939 году находился в распоряжении Специального диверсионного отдела «А» Разведупра Красной армии, но работал в Коминтерне.

Курьеров было два. По просьбе Ненашева Фёдор нашёл её домашний адрес, разыскивая совсем не Полину, а её мужа через секретариат Коминтерна.

– Майор Ненашев передаёт вам привет от Павла Ивановича.

Она вздрогнула, прямо голос с того света. Её бывший, расстрелянный начальник Ян Карлович Берзин так всегда представлялся собеседникам. Но врученный толстый пакет показал, что всё происходящее более чем реально.

– А откуда он знает имя и отчество…

– Вашего начальника? Я не знаю.

– Вы можете подождать?

– Да, меня попросили откровенно ответить на все вопросы. В том числе можете пригласить на помощь вашего мужа.

Мареева изумленно подняла бровь.

– Так попросил Максим Дмитриевич.

Панов знал, что по военным делам ей обязательно потребуется консультант-профессионал. Тут бывший начальник штаба 35-й интернациональной дивизии, отличившийся при обороне Мадрида, мог чем-то помочь. Но самое интересное – далее ниточка вела к комдиву, сейчас преподавателю Военной академии имени Фрунзе. После парада Победы товарищ Сталин провозгласит тост за этого генерал-лейтенанта Сверчевского, произнеся: «За лучшего русского генерала в польской армии!..»

Мареева открыла толстую тетрадь с обведённой красным просьбой сразу смотреть последние страницы. По памяти, перенося на бумагу информацию, Панову пришлось постоянно всё уточнять, что-то дописывать и даже вычёркивать, как вредное и ненужное, потому как теперь он читал настоящие, подлинные документы, обрушившие в его голове многое.

Времени переписать набело не было, так что в тексте внешне царил сумбур. Поэтому, составляя оглавление, Саша писал название темы, номер листа и обведённого красным карандашом пункта. Древняя система, широко известная задолго до перекрёстных ссылок.