Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия

А потом появилась она. И ее появление было обставлено довольно эффектно. Сначала замерла сиделка… Как выяснилось уже вчера к вечеру, сиделка оказалась болтушкой. Сначала она помалкивала, только поглядывала на меня эдак испытующе, потом начала что-то бормотать, вроде как по делу, рассказывая, куда ездил доктор, и с кем советовался, и какие анализы повелел брать, а когда с моей стороны не последовало никакой негативной реакции, ее понесло. Ну есть такие люди, которым молчать — как нож острый. Так вот она была из таких. Нет, первое время тетка пыталась хотя бы демонстрировать приличия, то и дело спохватываясь и с раскаяньем в голосе заявляя: «Ой, что это я совсем вас заболтала!» — но я успокаивающе моргал, и она тут же продолжала. А я лежал и впитывал информацию — от цен на рынке, которые окрестные крестьяне задрали совсем уж бессовестно, «и когда это было, чтоб яйца по шашнадцать копеек за десяток шли?!», до того, что я, оказывается, морской офицер. Чин она, правда, не назвала, ну да еще не вечер. Мне сейчас любые сведения важны — в первую очередь обо мне самом…

Так вот, перед тем как появилась она, сиделка внезапно замолчала, прислушиваясь, а затем ее лицо посуровело, губы поджались — короче, вся мимика этой простой женщины продемонстрировала, что сейчас должен появиться некто, кого она очень сильно не одобряет, но воспрепятствовать ему не может. Я скосил глаза в сторону двери. И мои ожидания тут же оправдались. Дверь тихо распахнулась, и в проеме возникла тонкая женская фигура в длинном, до пола, платье, легком жакете, шляпке с вуалью и с кружевным зонтиком в руках. Она на несколько мгновений замерла, давая окружающим полюбоваться ее точеной фигуркой и осиной талией, а затем стремительно проскользнула в спальню, грациозно опустилась на мгновенно освобожденный сиделкой стул, отставила зонтик и, обеими руками, затянутыми в серые перчатки, подняв вуаль, устремила на меня взгляд прекрасных глаз, в настоящий момент наполненных слезами.

— Ах, Алексис, я примчалась, как только узнала! — с надрывом произнесла она и, протянув свои тонкие ручки, ухватила мою безвольно валявшуюся на одеяле ладонь. — Как вы, мой милый друг?

Я продолжал молча смотреть на нее, не зная, как реагировать. Кто это — жена, любовница, сестра? И какие у нас с ней отношения? Вот черт, ничего же не понятно… Да уж, поневоле стоит порадоваться, что парализован. А если бы нет? Мгновенно бы спалился!

— Я сделала вам больно! — с мукой сопереживания в голосе произнесла посетительница, отпуская мою руку. — Простите! Не могла удержаться, я так за вас переживаю!

Похоже, все-таки сестра, причем не родная — какая-нибудь кузина. Подруга детства, так сказать. Для жены или любовницы она вроде холодновата и как-то неестественна… Но следующая же фраза вдребезги разбила мои логические построения.

— Ах, как я жалею, что не осталась с вами на ночь! — горестно заломив руки, воскликнула дама. — О-о-о, если бы не этот мой приступ добропорядочности, заставивший меня в тот вечер вернуться к мужу, вы бы в то злополучное утро не поехали на эту злосчастную конную прогулку!

Кхм… интересно. Значит, она — моя любовница. Причем замужняя. И хрен поймешь, хорошо это или плохо. Во всяком случае, уже понятно, что от нее так или иначе следует избавиться, когда (и если) слегка очухаюсь. У столь приближенного «к телу» человека всегда имеются десятки интимных признаков или тайных ритуалов, либо каких-то понятных только двоим знаков, намеков, прозвищ, по отсутствию реакции на которые вычислить, что перед тобой кто угодно, но только не твой любовник, — раз плюнуть, несмотря на все внешнее сходство. Ладно, подумаем об этом позже…

Визит прекрасной дамы я пережил относительно спокойно — в основном благодаря параличу. Я просто лежал, смотрел и время от времени блымал глазами. Все равно на большее я был не способен. Впрочем, судя по тому спектаклю, что я наблюдал, большего от меня и не требовалось — дама была мною не очень-то увлечена. Скорее я был для нее неким статусным дополнением, плюс «дежурным кошельком». Ну, мне так показалось… Нет, со стороны, да еще с поправкой на это куда более искреннее время, все выглядело, вероятно, безупречно. Но у меня был столь долгий опыт общения с «ищущими», что я улавливал мельчайшие даже не ошибки, а намеки на них. Некую недостоверность тона, так сказать… Хотя не исключено, что она действительно любила этого… меня, короче, а я просто циник, причем циник, перепуганный циничными женщинами…

Она покинула меня часа через три, после обеда, так же, как сиделка, попытавшись меня покормить и точно так же потерпев неудачу. Уход она обставила тоже очень театрально. Все время, пока шла от кровати к двери, моя посетительница оборачивалась, горестно покачивала левой ладошкой около губ, вроде как посылая мне воздушные поцелуи, и держала правой платочек у глаз. Короче, сцена была столь мелодраматичной, что я ее еле вынес.

Следующие полторы недели протекли однообразно. Я просыпался, мне скармливали ложку-другую горькой настойки, затем появлялся врач, проводил осмотр, после чего меня оставляли в покое. Ну, как правило. Еще несколько раз в день заходил тот мужик с бакенбардами, оказавшийся моим адъютантом, о чем мне поведала словоохотливая сиделка. Пару раз наведывался братец. Раза три меня посещала та самая возвышенная любовь, всячески демонстрируя страстные и романтические чувства, а также глубокое сострадание. Как я выяснил из единственного доступного мне источника информации, естественно не преминувшего перемыть посетительнице все косточки, она звалась Зинаидой Скобелевой, да еще и графиней де Богарне. Вроде бы эту фамилию носил какой-то родственник или родственница Наполеона. И как ее занесло к нашим пенатам? Или я в параллельном мире, где история пошла по-другому пути и Наполеон у русских в своих ходил? Черт, ни хрена не помню, да и не знал никогда ничего такого, если честно… Наша нежная связь с Зинаидой продолжалась уже несколько лет. Кроме того, она считалась писаной красавицей, и все мужчины вокруг по ней шумно вздыхали. В том числе великие князья, к которым относился и я… вроде как… или нет… Очень сложно что-либо понять, имея в своем распоряжении только один, да еще столь ненадежный, источник сведений. Как в том анекдоте — агентство ОБС, «одна баба сказала»…

Как бы там ни было, я начал потихоньку обустраиваться в этой жизни и даже прикидывать варианты, чем я тут буду заниматься. Единственное, что меня волновало все сильнее, так это отсутствие подвижек в моем физическом состоянии. Я по-прежнему был почти парализован и не способен задействовать никакие мышцы, кроме глазных и управляющих веками. Так что, если поначалу я старательно размышлял о том, каким образом вжиться в необычную для меня обстановку, где и как добывать информацию (ну понятно же, что одной болтливой сиделкой весь спектр необходимых мне знаний не закрыть), как залегендировать мою вопиющую неосведомленность, и пытался, хоть и не особенно успешно, повспоминать типичные признаки амнезии, день на восьмой я бросил это занятие, принявшись просто… злиться. Нет, ну надо же, вот попал-то! Лежу тут бревно бревном, и никаких шансов на то, что в моей жизни что-либо изменится. Положительная динамика состоит только в том, что я худею. Потому как, судя по короткому взгляду, который я успел бросить на себя в зеркало в первый же день, у меня явно килограммов двадцать пять — тридцать лишку. И вот сейчас они потихоньку утекают. Хотя какой в этом толк, если я так и останусь парализованным?