Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия

Да что тут так уж мудрствовать-то… До всех этих революций в России уже было несколько автомобильных заводов — «Руссо-Балт», «Лесснер» и другие, с объемом производства, вполне сравнимым с объемами производства многих иностранных заводов того времени, и они уже выпускали не только лицензионные модели, но и собственные оригинальные конструкции, многие из которых к тому же оснащались и моторами своей разработки. А первый советский автозавод — ГАЗ — появился только в 1932 году. Через двадцать лет! Причем и конструкция, и технология производства как автомобилей, так и двигателей были тупо куплены у «Форда». То есть в 1932 году в СССР просто повторили то, с чего первые русские автозаводы начинали в году этак 1900-м.

К началу Первой мировой войны в России было и несколько авиационных заводов — «Дукс», тот же «Руссо-Балт», — серийно производивших самолеты и оснащавших их в том числе и двигателями собственной разработки. Недаром Россия вступила в Первую мировую с самым большим воздушным флотом среди всех воюющих держав и единственная на тот момент имела на вооружении тяжелый бомбардировщик. А первый советский самолет был построен только в 1924-м. Более, чем через одиннадцать лет!

За время Первой мировой войны русские корабельщики построили и передали флоту семь (!) линкоров, то есть кораблей, сосредоточивших в себе все самые высшие достижения науки и техники того времени. СССР за время своего существования так полностью и не восстановил технологии постройки таких кораблей.

Да, он попытался. Да, помешала война. Но все семь линкоров царской России также достраивались во время мировой войны. И были достроены!

Вот такую Россию разрушили революция и Гражданская война… Так вот я не хочу оставлять даже шанса моим потомкам попасть в эту мясорубку. Пусть лучше их вообще не будет. А заводы, рудники, железные дороги, институты и фабрично-заводские училища — будут. Они-то и станут моими детьми, которым суждено жить в моей стране, какой бы режим в ней ни правил и какой бы строй в ней ни установился. Да даже если все пойдет как в той истории, о которой я знал, и Россия опять потеряет девяносто процентов инженеров, всё же десять процентов, оставшиеся от тридцати-сорока тысяч и, скажем, от миллиона, — это же очень разные десять процентов…

До штаб-квартиры я добрался к обеду. Там меня уже ждали Грауль и Горлохватов. Перед отъездом к Эшли, у которой я провел на этот раз целых три дня (для пары ее самых близких и верных слуг наши отношения уже не были секретом, а иных она в загородный дом не брала), я поставил им задачи, вытекающие из наших договоренностей с Лукой Мейером. И похоже, у них уже было о чем отчитаться.

С Мейером мы проговорили долго, очень долго. Он все пытался понять, где и как я хочу его обмануть. И так до конца мне и не поверил. Жаль. Я говорил ему правду. Мне действительно уже не так нужно было трансваальское золото. Нет, если будет — отлично! Тем больше у меня появится возможностей для маневра. Глядишь, замучу еще какую-нибудь переселенческую программу, уже для Сибири и Дальнего Востока. Но сейчас для меня главным в Трансваале было уже не золото. Главным было сделать так, чтобы оно не досталось англичанам… а если даже и досталось, то после таких затрат и в таком состоянии приисков, восстановить и окупить которые они не смогут еще лет тридцать-сорок. Так что по большому счету недоверие Мейера ничего не решало. Более того — он все равно начал бы делать то, что я предложил, просто потому, что был патриотом Трансвааля. Не всё, не сразу и не полностью, поскольку не обладал сходным с моим объемом информации и не владел теми навыками анализа, которыми владел я, но то же самое. Ибо такова была внутренняя логика развития ситуации. К тому же я не просил ничего из ряда вон выходящего. Да собственно, вообще ничего не просил — ни сделать, ни даже отменить. Мне нужно было только одно — стабильность.

— Вижу, есть что доложить, — усмехнулся я, усаживаясь в кресло в столовой. После бурной ночи и двух часов скачки верхом жрать хотелось сильно.

— Это-о так, — наклонил голову Грауль. А Горлохватов лишь усмехнулся.

В принципе обо всех планируемых бурами изменениях я узнал еще до встречи с Мейером. Частично от Горлохватова — его информация содержалась в докладе, предоставленном мне Канареевым, — частично из письма Эшли. Вернее, из письма Эшли я узнал намного больше, чем смог разнюхать Горлохватов. Она переправила мне копии не только всех планируемых к принятию законов, но и полный текст доклада, который был прочитан перед верхушкой буров и в котором обосновывалась необходимость принятия данных законов в изложенном виде. Это был блестящий доклад, несколько тенденциозный по отношению ко мне, но достаточно точный, с графиками, таблицами и математическими формулами… Ну дык, поскольку эти изменения в первую очередь били по мне как по самому крупному и влиятельному иностранному предпринимателю в стране, естественно, сведения о них более всего берегли именно от моих структур. Поэтому наказывать Горлохватова я не собирался. Он и так сделал все, что мог, учитывая уровень оказываемого ему противодействия.

А Мейер был очень неприятно удивлен, когда я выложил ему весь планируемый расклад по повышению акцизов на добычу золота и введению дополнительных налогов на все товарно-денежные операции компаний с иностранным участием. Похоже, в руководстве Трансвааля не сомневались, что им удастся сохранить все в тайне вплоть до ключевого заседания парламента… Но еще сильнее Мейер удивился, когда услышал от меня, что я не требую отказаться от этих планов и что все мои громогласные протесты и кое-какие финансовые уловки, которые я буду применять, — не более чем ритуальные шаманские пляски. И что я готов даже время от времени подкидывать ему информацию о том, как можно поймать моих людей на каком-нибудь шельмовстве, чтобы усилить его собственные позиции в руководстве страны.

— В этом нет необходимости, — гордо заявил Мейер в ответ на мое предложение. — Мне достаточно того авторитета, коим уже одарил меня Господь!

— А я считаю, что нет, — весьма нагло заявил я ему в ответ. Его глаза яростно полыхнули, но я снова успел раньше, чем он разразился гневной отповедью. — Скажите, а все эти законопроекты разработаны, случайно, не Жубером, ну или кем-то из его прогрессистов?

Мейер запнулся, несколько мгновений сверлил меня напряженным взглядом, затем с подозрением спросил:

— А почему вы этим так интересуетесь?

— Просто, когда я ознакомился с законопроектами, а особенно с докладом, обосновывающим необходимость их принятия… блестящий, кстати, доклад, поздравляю… то сразу понял, что здесь чувствуется очень серьезная экономическая проработка, которую, увы, здесь у вас никто обеспечить не может. А уж когда я узнал, что полтора года назад Уильяму Каннингему [11] Уильям Каннингем — английский экономист и историк, родоначальник экономической истории в качестве самостоятельной дисциплины. Один из сильнейших аналитиков своего времени. был заказан расширенный анализ экономики обеих бурских республик…