Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия

— Кто знает, — задумчиво отозвался кто-то. — А может, и опоздали. Сами ж говорите, что войну в основном флот выиграл. А ему через Северный морской путь подкрепления перебрасывать пришлось. Потяни японцы еще год — и эти подкрепления уже на Дальнем Востоке оказались бы. Так что, скорее, опоздали они. Ведь напади они раньше, когда у нас еще Транссиба не было, — и что бы мы делали?

— Да как бы они раньше напали-то? — удивленно произнес поручик Шабловский. — Они ж вон как лихорадочно вооружались — корабли закупали, артиллерию. Никак они раньше напасть не могли. И так-то слабее нас оказались, а уж раньше… Да и вообще, господа, о чем мы говорим?! У Японии полностью отмобилизованная армия по численности меньше, чем наша армия мирного времени. Я вообще не понимаю, как им в голову пришло просто решиться…

И разговор перекинулся на обсуждение призрачности шансов Японии победить в Русско-японской войне.

Следующий месяц обучения действительно стал последним. Их уже гоняли не так сильно. Впрочем, возможно, дело было не в том, что нагрузка снизилась, а в том, что они просто втянулись. В конце концов, все здесь были офицерами, то есть изначально людьми здоровыми, по большей части закаленными трудностями службы и уже прошедшими когда-то неплохую подготовку (не чета этой, конечно, но тоже ничего себе). Посиделки в «курилке» по вечерам стали уже традиционными. Регулярные докладные с предложениями — тоже. Как и их коллективные обсуждения. И различия между «стариками», ходившими в командирах, и новым составом совершенно исчезли — все общались на равных. Кстати, «старики» признались, что им было прямо рекомендовано до того момента, пока новички не втянутся, держать дистанцию и даже время от времени провоцировать злость на себя. Мол, в результате у новичков появятся лишние силы и мотивация доказать «этим высокомерным сукам», что они не хуже их.

А затем как-то утром офицеров снова выстроили на плацу, где перед ними выступил генерал Кондратенко. Поблагодарив всех за «большую работу на пользу всей российской армии», он объявил, что программа их обучения признана завершившейся и уже завтра они начнут разъезжаться по всем военным округам, где примут участие в обсуждении этой программы (оно специально будет устроено таким образом, чтобы в нем приняли участие представители всех «пробных офицерских частей»). Затем всем полагается отпуск, после которого они должны будут вновь прибыть сюда, дабы исполнять обязанности отделенных и взводных командиров во вновь сформированных «пробных офицерских частях».

Обсуждение итогов закончилось за две недели, хотя фон Корф говорил, что в прошлый раз это заняло целый месяц. Но сейчас, по ощущениям штабс-капитана, двух недель вполне хватило. Да и вообще, они не столько обсуждали, сколько просто, так сказать, обменивались историями о том, как в разных частях все было устроено, какие трудности встретились на первоначальном этапе и как эти трудности были преодолены. А в том, что касалось реформы вооруженных сил, многие офицеры всех двенадцати «пробных офицерских частей» высказали схожие предложения, которые были довольно быстро приняты к исполнению. Дискуссии потребовались только по десятой части всего предложенного, но и они были краткими. После этого большинство офицеров, прошедших через «пробные офицерские части», отправились в отпуск, а небольшая группа осталась вырабатывать методические рекомендации по совершенствованию боевой подготовки, доводить до ума образцы нового снаряжения, модифицированного по итогам обсуждения, размещать на него заказы, принимать и распределять изготовленное.

Уже через две с половиной недели после окончания учебы штабс-капитан Дажнев убыл в отпуск в родной Тамбов. Родной, несмотря на то что родился-то он в Либаве. Но там у него никого не осталось. Отец умер еще в 1902-м, матушка пережила его на два года и скончалась как раз тогда, когда сын воевал на Дальнем Востоке. Похоронили ее дальние родственники, и они же прибрали все ее невеликое имущество. Ну да Дажнев с ними ругаться не стал — невелико богатство-то. Квартиру родители снимали, сбережений с маленькой пенсии по потере кормильца мать не накопила, а скандалить из-за дюжины подушек, пружинной кровати с никелированными шариками и пары перин как-то не по-офицерски. Прочее же имущество родителей гроша ломаного не стоило. Потому он, тогда еще поручик, приехав в Либаву, взял себе лишь пару дагеротипов с портретами отца и матушки и, не сказав ни слова настороженно зыркавшим на него родственникам, вернулся в родной Тамбов…

Впрочем, и в Тамбове делать ему тоже было особенно нечего. Женой он пока, к сожалению, не обзавелся — мешали постоянные командировки, поскольку командование части использовало его роту как затычку ко всякой бочке. С другой стороны, Дажнев и в командировки всегда ездил с охотой именно потому, что дома, в Тамбове, не знал, чем себя занять вечерами. К музицированию он был не склонен, выпивать не любил, к дамам относился с робостью — ну и чем ему было заниматься?

Отпуск пролетел довольно быстро. Самой существенной тратой, которую штабс-капитан себе позволил, была покупка личного «Маузера К96» и новых сапог. Старые-то развалились почти сразу — они шились больше для щегольства, чем для многоверстных марш-бросков, а выданные взамен развалившихся казенные и по первости были не слишком презентабельны, а уж сейчас-то, после таких нагрузок, вообще оказались никуда не годны и дышали на ладан. В общем, новые сапоги были жизненно необходимы. Причем штабс-капитан решил заказать сразу две пары и пошить их из самой прочной и лучшей кожи — впереди-то еще целый год нешуточных нагрузок, так что лишними не будут.

Сослуживцы по Тамбовскому полку, в первое время осаждавшие его с просьбой рассказать, «как оно там», поскольку у всех впереди маячила такая же «пробная офицерская часть», послушав его уклончивые ответы и не найдя в нем поддержки их собственному возмущению допущенной по отношению к «чести русского офицера» вопиющей несправедливости, разочарованно отстали. В итоге остаток отпуска штабс-капитан провел в одиночестве, коротая время с удочкой на Цне.

Поэтому, когда он через месяц легким шагом вошел в ворота своей, ставшей не менее родной «пробной офицерской части», настроение у него было приподнятым. У ворот его бывшей казармы толпился народ. Завидев Дажнева, из толпы вынырнул поручик Шабловский и, смеясь, прокричал:

— Смотрите, господа, и штабс-капитан тоже!

Все собравшиеся у казармы офицеры развернулись в его сторону и… дружно захохотали.

Дажнев растерянно оглядел себя.

— Не обижайтесь, Георгий Янович, — с трудом успокоившись, сказал подполковник Полушко, — у нас тут спор возник, обнаружится ли хоть один человек из наших, кто не прикупил себе за отпуск «Маузер К96».