Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия

— Ну, я считаю, что нам надо сделать заявление, — произнес я и замолчал.

Все переглянулись. Именно об этом пятнадцать минут вещал Сазонов. Это что, всё? Но я продолжил:

— Вот только я бы не старался ясно выразить позицию России по этому конфликту… То есть надо, конечно, заявить прямо и твердо: мы крайне сожалеем, что православные народы уничтожают друг друга в тот момент, когда у них имеются давние и сильные враги. Но вот о том, какую из сторон в этом конфликте мы поддерживаем, а какую считаем виновной в его возникновении, я бы умолчал.

— Но как же так? — взволновался Сазонов. — Информация, которую мы получили по дипломатическим каналам, ясно показывает, что инициатива в развязывании этого конфликта принадлежит Болгарии…

— Ну и что? — спокойно спросил я.

— Но Сербия — наш давний и верный союзник!

— То есть ее участие в Балканской войне… вернее, в Первой балканской войне — это не что иное, как выполнение Сербией своего союзнического долга перед нами? — уточнил я.

Сазонов смутился. Я вздохнул:

— Господа, насколько я понимаю, все здесь уверены, что большая война не за горами. И нам с вами предстоит приложить максимум усилий для того, чтобы Россия подошла к этой войне не только максимально подготовленной, но еще и в составе такой коалиции, которая, во-первых, в этой войне победит, и во-вторых, позволит России после войны занять такие позиции в мире, которые дадут ей возможность серьезно усилиться. Это кем-то оспаривается?.. Хорошо. Так вот, я считаю, что нам в данный момент следует перенять манеру англичан и в первую очередь задуматься над тем, что России выгодно, а не что предписывают нам те обязательства, которые мы на себя приняли. Все наши так называемые союзники между прочим за время действия союзных договоров уже как минимум по разу предприняли действия, направленные во вред России.

— То есть вы предлагаете отказаться от уже заключенных договоров? — ехидно осведомился Сазонов.

— Я предлагаю взять пример с союзников и поставить в первую голову интересы страны, — спокойно ответил я. — При этом я рассчитываю на вашу помощь и совет в том, как это сделать таким образом, чтобы у наших союзников не было повода разорвать заключенные договоры и, более того, не возникло желания превратиться из наших союзников в наших противников. Поскольку я считаю вас, Сергей Дмитриевич, большим специалистом в своем деле, а ваши советы — ценными и необходимыми.

Тут Сазонов слегка смутился.

— И все же, — вернул разговор в конструктивное русло император, — что ты предлагаешь, дядя?

— Я предлагаю подготовиться к тому моменту, когда народное возмущение вынудит царя Болгарии Фердинанда Первого отречься от престола.

Все ошеломленно уставились на меня. Николай тоже взирал на меня с нескрываемым удивлением. Как — желать, чтобы государь, самодержец и помазанник Божий, был свергнут грязной толпой? Да что он такое говорит?! Да такое даже произносить кощунственно!

— Правильно ли я понял, дядя, что вы призываете нас поддержать болгарскую революцию? — холодно спросил Николай, перейдя на вы.

— Да ни боже мой! — всплеснул я руками. — Скажете тоже, государь. Просто… — я сделал максимально одухотворенную рожу, — я верю в то, что болгарский народ помнит, кто принес ему свободу от османского рабства, и он будет возмущен попыткой втянуть Болгарию в войну на стороне Тройственного союза. А Фердинанд Первый — честный человек и, я думаю, приложит все усилия, чтобы помочь своей Родине, я имею в виду, естественно, не Болгарию, а Австро-Венгрию. Вот тогда конфликт между государем, который, как вы помните, не является плотью от плоти своей страны, а навязан нашей сестре Болгарии извне, и братским нам болгарским народом будет неминуем. А в этом случае наибольшую выгоду из ситуации извлечет тот, кто окажется к ней лучше всех готов, не так ли? — Я замолчал.

Собравшиеся тоже молчали, обдумывая мои слова. Для меня подобные действия давно уже не были новыми. Я уже делал некие, так сказать, «закладки» на будущее. Именно такими «закладками» были и офицеры, отправленные в княжества и эмираты Персидского залива, и приглашение на обучение в русской Академии Генерального штаба офицера Персидской казачьей бригады Резы Пехлеви.

— И что вы хотите предложить в связи с этим? — осторожно спросил Сазонов спустя пять минут.

Я пожал плечами и улыбнулся:

— Пока я не готов представить развернутый план. Сейчас мне в голову приходит только установление связи с людьми, способными поддержать глубинные чаяния своего народа и в то же время не допустить катастрофического развития событий. Скажем, той же революции. Ну и я бы предпринял некоторые усилия для установления еще более тесных отношений с наследником болгарского престола. Он, в отличие от отца-католика, православный, в прошлом году окончил военное училище, да и ваш крестник, ваше величество. И отношения с отцом у него довольно натянутые. К тому же молодой человек не чужд технике — насколько я знаю, он имеет диплом железнодорожного механика. Может быть, стоит пригласить его поучиться в какой-нибудь нашей авиашколе?

Лицо Николая, которое в течение всего моего выступления «украшала» угрюмая складка, разгладилось, и государь улыбнулся. Похоже, он действительно подозревал меня в желании устроить в Болгарии революцию. Вот чудак… Нет, я понимаю, что все революции, в том числе и Февральская, логичным продолжением которой в моей истории стала катастрофическая Великая Октябрьская и которая здесь, даст Бог, не состоится, были подготовлены такими, как я, представителями крупного капитала. Им, представителям, уже мало было богатства, а захотелось еще и власти, независимости. Ну или они просто заигрались в конкурентную борьбу [4] История взаимоотношений крупного капитала и революционеров крайне сложна и запутана, но, как сегодня уже совершенно ясно, не имеет под собой практически никаких идеальных мотивов. То есть «сочувствие» того же Саввы Морозова или, скажем, бакинских нефтепромышленников революционным идеям объясняется чисто меркантильными причинами — от банального рэкета революционеров, построенного на угрозе организовать забастовки на предприятиях, принадлежащих промышленникам, до исполнения проплаченных заказов на беспорядки и парализацию работы на предприятиях конкурентов. . Но весь доступный мне исторический опыт показывает, что революция — это такое дело, которое никогда не идет по плану и никогда не исполняет того, что было обещано, условлено и спрожектировано. А если даже на каком-то этапе и исполняет, то потом все равно наподдает всем так, что никому мало не кажется. Вон большевики честно сдержали свои обещания, данные немецкому Генеральному штабу, — вывели Россию из войны и заключили позорнейший Брестский мир. И что? В конце концов немцам эта помощь так аукнулась, что лучше бы они оставили те деньги, что пошли на финансирование большевиков, в своем кармане. Нет, в первую очередь хреново пришлось, конечно, России, но она-то хоть в отличие от Германии за это не платила… Так что у меня и мысли не было способствовать революции где бы то ни было. А дворцовый переворот — это ничего, это приемлемо, этого в истории монархий хоть ложкой ешь.