Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия

— Господа отлично говорят по-русски.

Один из есаулов в ответ улыбнулся и пояснил:

— Молодые у нас все говорят. У нас все ходят в школу, а там большинство предметов преподают на русском языке, только Закон Божий на староголландском.

— Вот как? Не знал, — покачал головой Роксошанский. — Давно… — он запнулся, не зная, как спросить, но потом осторожно договорил: — из дома?

— Из дома давно, — отозвался войсковой старшина, — почти месяц.

Капитан понимающе кивнул. Судя по срокам, их вызвали, когда здесь посыпался фронт. Ну да тогда такая ситуация была, что войска снимали откуда ни попадя, даже с Австрийского фронта перебрасывали. Так что и там фронт откатился к Карпатским перевалам. Но если бы германца не сдержали здесь — там в любом случае пришлось бы отступать. Иначе германец ударил бы в открытый фланг. Впрочем, здесь пока еще ничего не было решено…

— И как там у вас?

— Сейчас спокойно. После того как японцы с нашей помощью взяли Циндао, генерал-губернатор отменил для войск повышенную боеготовность. Японцы теперь слишком заняты — берут под свою руку германские владения в Китае, их войска потоком идут гуда. Да и не слишком много у них войск — денег на большую армию и флот у японцев нет.

— Это пока, — негромко заметил второй есаул.

Похоже, казаки в своем кругу не раз уже обсуждали эту тему и брошенная фраза являлась неким продолжением все еще длящегося спора.

Войсковой старшина пожал плечами:

— Может быть, и пока.

— А мы что, помогали японцам взять Циндао? — удивился командир первого звена поручик Всехсвятский. — Ни разу не слышал ни о чем подобном.

— Помогали, — подтвердил второй есаул. — Провели авиаразведку из Порт-Артура и предоставили японской эскадре гидроавиатранспорт с водородными баллонами, которые они использовали для корректировки корабельного артогня. Зато наш генерал-губернатор после захвата японцами Циндао забрал у них всех пленных германцев — и гражданских, и военных. Говорят, они были нам очень благодарны. Особенно те, кто провел в плену у японцев неделю и больше…

Они проговорили еще около получаса, а затем казаки встали и начали прощаться. Им пора было двигаться дальше.

Капитан провожал гостей со странным чувством. Война по-особенному действует на людей — весь твой мир сжимается до очень маленького пространства, на котором ты сейчас находишься, а время — до коротких промежутков между вылетами. Размышлять и планировать что-то дальше, чем на день-два, становится бессмысленно. Но появление этих маньчжурских казаков вырвало летчиков из серых военных будней и, пусть ненадолго, вновь вернуло им ощущение того, что они живут в огромной, раскинувшейся на целый континент стране…

На следующий день висевшие низко над землей, то и дело плевавшиеся дождем облака разошлись, и погода снова стала летной. Так что уже в восемь утра в штабе авиаэскадрильи раздался звонок из штаба корпуса с требованием немедленно выслать разведку в район Минска-Мазовецкого.

Роксошанский отправил звено Неровинского. Сам командир звена должен был пройти до Халинува и там покрутиться, а два других летчика его звена — обследовать участки фронта на север до Станиславува и на юг до Колбеля. На большее радиуса действия их самолетов не хватало. Ходили слухи, что новые самолеты-разведчики, производство которых началось в апреле, имели чуть ли не вдвое увеличенный радиус действия и заметно большую скорость полета, но авиаотряд капитана Роксошанского летал еще на старых, довоенной постройки. Им и пулеметы-то в кабину летнаба поставили только в ноябре, почитай на третий месяц войны, а до того летали вообще безоружными. Подпоручик Каневский, летнаб поручика Тимофеева, с немцем из нагана в полете перестреливался. Вот такой вот воздушный бой, прости господи… Да и установка пулемета, решив одну проблему, тут же породила другую. Турель-то пулеметная и веса самолету прибавила, и воздушного сопротивления — скорость и дальность полета разведчиков заметно сократились, вследствие чего на некоторые задания приходилось отправляться в одиночку и сняв с самолета турель. Иначе не хватало времени покружить в заданном районе и рассмотреть все как надо. Впрочем, насчет «как надо» тоже получалось не очень. «Как надо» — это непременно с летнабом лететь, у него и глаз наметан, и возможностей больше, чай, на пилотирование самолета отвлекаться не требуется. Но жизнь есть жизнь, иногда приходилось полагаться и на одного летчика. В конце концов, хоть какие-то, пусть не совсем точные и не до конца достоверные, сведения, принесенные из заданного района, — все же много лучше, чем вообще никаких…

Первый после долгого перерыва боевой вылет закончился трагедией. Из трех летчиков звена Неровинского на аэродром вернулся только один. Двое, в том числе сам командир звена, из полета не вернулись. Напрасно комэска висел на телефоне, пытаясь через узел связи штаба корпуса дозвониться до передовых пехотных частей и уточнить, не садился ли в их расположении какой-нибудь самолет или, в самом страшном случае, не наблюдал ли кто падение сбитых самолетов, но никакой информации получить не удалось. Так что на следующее угро капитан Роксошанский вылетел сам.

Сошедшиеся в последние две недели над восточной Польшей низкие тучи окончательно исчезли, и самолет капитана висел в солнечном небе, глубокую голубизну которого лишь кое-где нарушали белые мазки. До Минска-Мазовецкого дошли не торопясь, экономя горючее. А вот после него началось… Когда они пролетали над деревенькой с названием Хощувка, неподалеку в небе стали вспухать странные облачка. Капитан несколько мгновений ошарашенно пялился на них, затем из переговорной трубки послышался крик его летнаба, поручика Столетова:

— Командир, это противоцеппелинные пушки!

И Роксошанский резко завалил самолет на левое крыло, чертыхаясь про себя. Ну ты гляди, что немчура натворил! Нет, о противоцеппелинных пушках капитан читал — в одном из весенних выпусков журнала «Самолет» и в бюллетене Главного штаба ВВС, — но не как о конкретном оружии, а просто отвлеченную информацию о том, что по сведениям, поступившим через нейтральные страны, ведется их разработка, причем такие пушки будут представлять собой большую угрозу не только для цеппелинов, но и для самолетов. И вот поди ж ты, довелось столкнуться…

— Костя! — заорал капитан в переговорную трубу. — Гляди в оба! Чего-то немцы тут скрыть хотят!

— Понял, командир…

Роксошанский зло скривился и завертел головой. Летнабу сейчас явно пока не до этого, ему надо увидеть, что именно немцы скрыть хотят, а вот сам он, капитан, на землю либо только вперед пялиться не должен. Раз тут появились новейшие противоцеппелинные пушки, значит, и новейшие немецкие самолеты с установленными на них пулеметами, предназначенные для того, чтобы сбивать вражеские летательные аппараты, тоже могут появиться. Капитану с ними встречаться еще не приходилось — уж больно мало их пока у немцев, но вот кое-кто на фронте с ними уже пересекался. Штабс-капитан фон Шейгель, командир авиаотряда соседнего корпуса, рассказывал, что потерял их стараниями четыре своих самолета. Да и вчерашняя пропавшая пара во главе с Неровинским также явно не сама собой потерялась. Неровинский — опытный летчик, воевал с первого дня, за его плечами было не менее пятидесяти боевых вылетов. Так что пропасть ни за понюх табаку он не мог, явно с чем-то серьезным столкнулся…