Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия

Ну а потом я отправился к себе в Магнитную. Вернее, уже в город Магнитогорск. Здесь уже работало три завода — из числа основных, а так-то их было больше. Одних кирпичных три штуки… На главном — металлургическом — уже действовали три домны и шесть мартенов. Кроме того, начали пробную эксплуатацию прокатный и волочильный станы. Еще два — мостовых и строительных конструкций и сельскохозяйственного оборудования — только набирали обороты. Николай 19 мая во Владивостоке торжественно открыл строительство Великого сибирского пути, председателем комитета по постройке которого он был назначен, так что я надеялся воспользоваться родственными связями и урвать кусок пирога. Тем более что строительство железных дорог до Экибастуза и Джезказгана подходило к концу, обе ветки уже действовали, но в облегченном однопутном варианте. Пока их пропускная способность меня вполне устраивала, а там потихоньку реконструируем. Между тем сформированные для их строительства подразделения вполне можно было задействовать и на прокладке Великого сибирского пути, к тому же в стране только у меня имелось в наличии шесть американских экскаваторов на железнодорожном ходу. Вот теперь и я наконец начну дома зарабатывать, а не только тратить, и сроки строительства магистрали с помощью мощной техники уменьшим. Ну и мосты я тоже был готов строить… ладно, буду готов года через два. Ну так буду же…

Пироцкий и Тесла заканчивали подготовку к запуску первой в стране гидроэлектростанции и сейчас были в мыле. Потому что, кроме электростанции, оба состояли совладельцами нового завода электрических машин и приборов, который также строился здесь, в Магнитогорске. От Теслы только что уехал Попов. За год он так и не решил проблемы устойчивости сигнала, и я послал его пообщаться с Теслой, смутно припомнив, что тот вроде как тоже занимался радио. Попов пробыл здесь несколько месяцев и еще до моего приезда сообщил мне телеграммой, что со всем разобрался. И умчался отсюда, даже не дождавшись меня.

Тимирязев был в отличном расположении духа. Его хозяйство умножилось на целый табун лошадей, в основном битюгов Хреновского завода и схожих с ними силачей, закупленных в Голландии (ну так целину пахать-то надобно), но едва мы поздоровались, он тут же привычно начал просить у меня увеличить финансирование. Пришлось пообещать.

Николай добрался до меня в конце июля. Он был бодр, шутил и приобрел привычку почесывать шрам от самурайского меча. Мы объехали все заводы, наведались к Тимирязеву, посетили несколько образцовых крестьянских хозяйств из числа тех, что курировала тимирязевская опытовая станция, после чего я имел с племянником длиннющий разговор по поводу того, как я представляю себе дальнейшее развитие России. Итогом разговора стало его решение создать при себе что-то вроде Ближней рады Грозного царя, в которую он вытребовал у меня финансиста из числа подчиненных Каца. И попросил порекомендовать ему еще пару-тройку человек.

А затем пришла пространная телеграмма от Попова, в которой он просил меня непременно быть в Санкт-Петербурге 20 августа, поскольку именно в этот день он собирается устроить публичную демонстрацию нового прибора «беспроводной связи». Я чертыхнулся про себя. Ну кто ж так делает-то? Публичные показы такого рода необходимо устраивать, когда все ключевые технологии у тебя прикрыты патентами, а если это невозможно, то уж хотя бы когда готово производство, чтобы сразу после демонстрации начать продавать серийные образцы. Пришлось мчаться в Петербург и срочно заниматься патентами и производством. С патентами вышло не очень, то есть несколько ключевых узлов, которые использовал Попов в своей конструкции, были изобретены и обнародованы другими учеными. Так что в патентном зонтике, которым я старался постоянно закрывать все ключевые технологии, наличествовали изрядные дыры, позволявшие при некотором напряжении создать работающее устройство, не нарушая наших патентных прав. С производством было получше. Перед началом показа успели набрать и начать обучать персонал и даже приступили к изготовлению некоторых компонентов, например индукционных катушек.

Сам показ, на который прибыли ученые из Германии, Франции, Великобритании и Швеции (среди них был и Генрих Рудольф Герц, с чьего «электрического вибратора» все началось), произвел фурор. Попов установил связь между помещением своих минных классов в Кронштадте и аудиторий в Санкт-Петербургском университете, где делал доклад. Для этого ему потребовалось поставить в Кронштадте и Санкт-Петербурге две антенные мачты. Съехавшиеся на доклад ученые три дня игрались с изобретением Попова. Несколько человек даже умудрились сплавать в Кронштадт, для чего мне пришлось лично давать разрешение и организовывать сопровождение, и оттуда часа четыре общались с коллегами телеграфным кодом. Кроме того, удалось заинтересовать работой на вновь созданном предприятии по выпуску радиотелеграфных станций того самого Герца и по совету Попова, к которому я обратился с просьбой порекомендовать мне кого-нибудь из присутствующих, француза Бранли. Кроме приличной зарплаты, им была обещана первоклассная лаборатория, оборудованная всем, что может потребоваться. Это, похоже, и решило дело. Лабораторию планировалось развернуть и при новом производстве, и при университете. Так что вопрос с лаборантами тоже решился. Даже с избытком.

В конце ноября из Трансвааля прибыл Канареев. Он привел почти девять тысяч пудов золота. Похоже, мы вышли на пик. Прииски работали как часы. Отношения с бурами тоже нормализовались — в основном потому, что у них испортились отношения с англичанами, которые уже бесились от того, что такая река золота проходит мимо них. Что ж, по большому счету, главное Трансвааль сделал: первые заводы и вся необходимая для дальнейшего развития инфраструктура были уже построены, а для окончания строительства должно хватить и того запаса, который есть. Одна последняя поставка принесла мне в текущих ценах около ста шестидесяти миллионов рублей. Полтора миллиона уйдет флоту, еще миллионов пять — на различные сторонние проекты, около семидесяти пяти было запланировано в бюджете следующего года, остальное — излишек, запас на будущее. А ведь уже и заводы продукцию дают. Да и с прежних поступлений еще довольно много золота лежит на хранении. Вернее, даже не на хранении, а выдано в виде кредита государственной казне под три процента годовых. Негоже с родного государства большой процент брать…

Канареев передал мне письмо от Крюгера. Тот сообщал, что не стал брать с меня положенный трехпроцентный налог за этот год, но просил прислать оружия. Я немедленно отправил ему пятьдесят тысяч винтовок Бердана и миллион патронов, а также около сорока орудий. И обещал, если нужно, летом прислать еще. Все равно перевооружение на носу, а до Русско-японской мы вроде бы ни с кем не воевали. Впрочем, сейчас оставаться уверенным в том, что история пойдет так, как я ее знаю (если, конечно, считать ту скудную информацию, что имелась в моей голове, знанием), уже было нельзя. Все слишком поменялось. Но судя по текущей ситуации, наибольшая опасность ввязаться в войну у нас была только с Англией. А при имеющемся соотношении сухопутных сил в случае войны с ней нам даже не потребуется проводить мобилизацию. Наличными силами обойдемся. В море — другое дело. Тут мы им не конкуренты, а на суше… Так что уменьшение мобилизационных запасов на пятьдесят тысяч уже, считай, устаревших винтовок, миллион патронов и четыре десятка орудий, которым через несколько лет все равно предстоит отправляться в переплавку, погоды не делало. Я даже мечтал, чтобы Крюгер проявил такую достойную черту характера, как жадность, и попросил еще, — хоть что-то заработаем на этом старье.