Артур Прядильщик - Сирахама

— Ты просто завидуешь.

— Самую чуточку, — Ниидзима снова широко улыбался и показывал пальцами эту «чуточку». — Поллимона примиряет меня с существованием этого излишне информированного хитрого гавнюка… временно.

— А еще как на мне заработать можно?

Хер знает, в каком я сейчас состоянии. То, что боли нет — ни о чем не говорит — может быть меня обкололи обезболивающим по самые брови, и по сути — я уже бесполезный инвалид. И я пока не знал, как об этом осторожно спросить, чтобы не вызвать зубоскальства Ниидзимы — пикироваться с ним сейчас совершенно не хотелось. Еще и Малыш молчит…

— Элементарно… — Незамедлительно ответил Ниидзима. — Сдать твою тушку в какое-нибудь учреждение… или продать на органы. Можно много-много заработать. Правда, часть органов будет бракованной — отбили их тебе, наверно, в Редзинпаку, раз уж ты ими не пользуешься… Ну, да имплантация мозга все равно никому не нужна — каждый же считает себя самым-самым умным — так что убытки от невозможности продать твое серое вещество будут небольшими. А вот купить себе запчасти от такого неубиваемого организма, как твой, любой будет рад за любые деньги! Так что ты озаботься — накропай завещаньице — озолотишь родителей в случае своей безвременной кончины!

Вот сейчас особенно было видно, что «пришелец» «под мухой». Судя по настроению Ниидзимы, до недееспособности мне еще далеко. И, видимо… видимо, после Активации я никого не убил и не… ну, понятно, да?

Интересно, Старик, кто нас реанимировал? Как считаешь? Старик? Эй… старик! Не очухался, что ли? Ну, тоже неплохо — не будет со своим морализаторством лезть!

— Кто меня реанимировал?

— Мне посоветовали не говорить тебе…

— Мастера Редзинпаку…?

— … этого сразу. Сказали, что ты и сам догадаешься… Странно, они еще добавили, что ты — не дурак. Как я вижу, они ошиблись.

— А кто тогда?

— Ниидзима-сан, вас не затруднит выйти?

Незнакомый женский голос, произнесший это, слышался откуда-то со стороны моих пяток. Оттуда, куда я не мог повернуться и куда смотрел до этого Ниидзима. Отрывать щеку от пластика лежанки совершенно не хотелось. Наверно, зря — стоит посмотреть на еще одного человека, который может скрывать свои эмоции. Впрочем, я догадываюсь о личности незнакомки.

— О, Шакти-сама… Я незамедлительно выйду. Как только узнаю, почему я должен оставить своего бойца…

«Своего». Какая самоотверженность! Видимо полмиллиона иен вскружили Ниидзиме голову. Ну и алкоголь, конечно. А учитывая то, что мы только что друг другу сказали (и зная, что госпожа Шакти все это время присутствовала здесь) — и вовсе наглость! Если это та женщина, которая подарила мне розочку, то удивительно, как Ниидзима осмеливается ей перечить! Тем удивительней было то, что учитель бойца Ванадис соизволила вполне мирно объяснить:

— Нам необходимо поговорить тет-а-тет… не так ли, Сирахама-сан?

Легкое удивление со стороны Ниидзимы.

— Кроме того, Ниидзима-сан. — Голос стал опасно-ласковым. — Это просто невежливо: спрашивать женщину, зачем она хочет остаться наедине с мужчиной…

— Ниидзима, сделай одолжение… своему бойцу. — Попросил я. Ниидзима молча направился к двери. — Ниидзима, ты планшетник свой… забыл.

Досада. Ниидзима вернулся и забрал компьютер.

— Очень любопытный и любознательный мальчик. — Тихо, будто листья в кроне дерева прошелестели, рассмеялась Шакти. — Но он должен быть тебе благодарен, Сирахама — ты ведь только что спас его драгоценный компьютер!

Женщина, наконец, появилась в поле зрения. Красно-белое сари, многочисленные украшения… тончайший цветочный аромат как-то умудрился пробиться сквозь химическое зловоние… возможно, наконец-то начала работать вентиляция. На столик рядом с операционным столом она поставила небольшой прибор… очень напоминавший тот, с помощью которого моя мать защищала кухню от возможной «прослушки».

Тихо щелкнула кнопка, прибор пискнул и загорелся зеленый огонек:

— Тебя было нелегко оживлять, Кенчи… А уж как наушники мешали. Но мы решили их не снимать. К тому же, Ниидзима-сан оказался настолько любезен, что включил нам трансляцию «Счастливчика»! И — знаешь — дело пошло. Песня настолько хорошо подходила к сути наших действий!

— А что за песня? — С немалым интересом спросил я.

Если есть такая «реанимационная» песня, то ее надо записать и добавить в набор Первой Медицинской помощи! Или использовать вместо утреннего будильника!

— Что-то про бензин… С очень хорошим ритмом — ровно шестьдесят в минуту. Самое оно, чтобы запускать сердце. А слова… смысл в том, что машина не заводится и «Дай бензин!»… Даже чуть-чуть зловеще.

Шакти села на стульчик передо мной и расправила края сари.

— Ты помнишь что-нибудь? Нет? Тогда я расскажу. Это интересно. Ты ругался на хинди. С большим чувством. Очень старомодно и очень архаично. Никто из шести девушек, что тебя держал, не понял и десятой части. Тебе интересно то, что ты говорил? — Спохватилась она.

— Если это не оскорбит ваши прекрасные уста, Шакти-сан. Содержание, а не форму.

— Ты оплакивал свою погибшую жену по имени Ануджа… — Я не удержался и вздрогнул. — Вначале я подумала, что Ануджа — старшая сестра… той персоны, воспоминания которой ты переживал… но вовремя вспомнила, что так могли обращаться друг к другу члены какой-нибудь секты… ну, а уж знание о том, кто ты такой, и некоторые другие твои слова, объяснили мне, что речь идет именно о возлюбленной… Раз уж пошли упоминания о ваших детях.

Тоска. Тупая болезненная тоска. Именно таким становилось мое состояние по мере рассказа прекрасной индуски:

— Разумеется, ты призывал на головы своих врагов мучения в их последующих перерождениях… Наверно, враги эти к тому моменту были уничтожены… тобой или кем-то другим. Ты молил свою госпожу о… о разном… — Шакти вздохнула. — Хоть это и дело давно минувших дней, но мне все равно неприятно тебе это говорить… судя по всему, женщина умирала у тебя на руках.

Слезы потекли сами… хоть я и старался их сдержать. Я хотел плюнуть на приличия и вытереться простыней, что меня укрывала, но Шакти уже была рядом, и краем своего платка осторожно вытерла слезы. Для представительницы касты Араин по отношению к постороннему мужчине — очень серьезный поступок…

— В цепи перерождений у каждого наберется тысяча подобных… или еще более неприятных событий. К счастью, далеко не каждый может их вспомнить. И к великому счастью — того, кто может вспомнить их ВСЕ, уже не могут взволновать мирские проблемы. И раз мы можем плакать над тем, чего изменить нельзя — мы все еще остаемся людьми.

— Интересные воспоминания… у предков Драконов. — Ляпнул я первую пришедшую в голову глупость.