Артур Прядильщик - Сирахама

— Кто-то лижет Апачай палец! — Возмущенный Апачай выставил на всеобщее обозрение кулак с отогнутым большим пальцем.

— Ты переел, Апачай! — Сонно пробормотал Сакаки, переворачиваясь на другой бок с твердым намерением поспать. — Эксплуатируешь материнский комплекс доброй Наташи-сан…

— Я бы назвал это широкой русской душой. — Подал голос Акисамэ с коленок Кисары. — А уж душа у такой крупной женщины, как Наталья Родионовна — явно широкая!

— Ви таки ничего не понимаете в сочных женщинах! — Воздел палец Кэнсэй. — Наташа-сан — это… это… Это не жэнщина — это пэрсык!

— Апчхи! — Вдруг внятно, чуть ли не по буквам, произнесла Сигурэ.

— Чхи! — Подал голос Акисамэ с коленок Кисары. Та едва успела выдернуть тонкую палочку, которой ковырялась в его ухе.

— А-а…. а-чха! — Громогласно выдал Кэнсэй.

Мастера в ожидании уставились на Сакаки.

— А… а… Апчхи! — Чуть не свалился с дивана тот.

— Что-то происходит. — Подытожил Акисамэ. — Наверняка, проделки Кенчи!

Между кресел просунулась головка Мисаки и склонилась к уху Миу:

— Не поняла! — Сказала она тихо, чтобы не будить дремлющего Старейшего. — Кто-то уводит у нас бабушку?! Или ОН все-таки не удержался?

— Ни-ни… Кенчи не мог так подставиться! — Уверенно шепнула Ренка. — К тому же, ему сейчас не до этого!

— Кажется, нам нужна более расширенная информация. — Миу с намеком посмотрела на Мисаки.

— Ну, не такая уж загадка, девочки… Там, рядом, только один достойный мужчина обретается. И если мыслить логически, то можно предположить, что у нашего свёкра оказалось гораздо больше, чем ожидалось, пороха в пороховницах и ядер в… чтобы осмелиться подбивать клинья к чужой собственности.

— Яблочко от яблоньки… — Усмехнулся Акисамэ. — Спасибо, Кисарочка. — Кисара убрала от его уха ладошку, направленную в сторону девушек, и вернулась к ковырянию в ухе.

— А ведь Кенчик говорил, что предупрежда-а-ал отца не трогать чужое… — Зловеще протянула Ренка.

Слушающий девичье перешептывание якобы дремлющий Старейший едва удержался от довольной улыбки и в зародыше задушил рвущееся наружу «Хо-хо-хо!»

— Палево! — Тихонько рассмеялась Миу. — Палево, Сирахама-сан! Хо-хо-хо!

А теперь Старейший приложил максимум усилий для того, чтобы не вздрогнуть…

— Слышь, пацанчик! — Окликнули меня по-английски. — Ты, вообще, с какого района, э?

Сидней — прекрасный город: за последние два часа меня пытались ограбить в четвертый раз!

В Токио, чтобы нарваться на банду преступников и разжиться документами для выезда из страны, мне пришлось несколько часов рыскать по подворотням в поисках антисоциальных элементов. Трогать законопослушных граждан я категорически не хотел — восстановление потерянных или украденных документов даже в сверхорганизованной Японии — та еще морока… Ну и, к тому же, законопослушный гражданин гораздо быстрее обратится в полицию с заявлением об утере документа. Была, правда, опасность, что бандит, у которого я незаметно позаимствую его паспорт, находится в розыске… но вряд ли это будет касаться члена уличной банды. Тут, максимум, будет стоять на учете в полиции — выезд из страны таким не запрещают.

Несколько часов! Я уже даже стал опасаться, что придется пользоваться другим, более поздним, рейсом! Притом, что Токио — родной город.

А тут, в замечательном солнечном Сиднее… За последние два часа меня пытаются освободить от лишней наличности в четвертый раз… В четвертый!

Небольшая компашка из пяти «колоритных личностей» — шорты, майки, одинаковые кроссовки на толстой-толстой подошве, одинаковые прически, одинаковый — иссиня-черный — цвет волос… Кстати, глупо — это ж Австралия, тут солнце палит так, что с такой черной шапочкой солнечный удар заработать — как нечего делать! Видимо, тут в уличных бандах принято соблюдать дресс-код в одежде. Предыдущие любители халявы тоже были колоритными… по-своему — у них у всех были черные очки и платки-арафатки. А у этих визитной карточкой, видимо, являются прически и обувь.

— Датцуя.

— Чё? Эт где? — Опешил заводила, даже на секунду забыв о цели «наезда».

Дальше — не особо интересно. С помощью интернациональных жестов, с привлечением русской лексики (оказывается, «столпы» русских ругательств прекрасно известны всем) я немного ускоряю «процесс», и с кулаками на меня набрасываются уже через двадцать секунд. Не сказал бы, что совсем слабенько — все-таки ребята живут на свежем воздухе городского дна: хочешь — не хочешь, а такая жизнь заставит научиться и правильно бить, и быстро перемещаться, и действовать группой, но… Нет школы, нет техники… и, главное, нет духа. Ну какой может быть ДУХ у уличных воришек? Правильно — душок. И только.

Мгновенная раздача прямых и незамысловатых ударов, расшвыривающих противников по стенам подворотни. Убедиться, что они дышат… хотя, представить себе не могу, чтобы я проводил реанимационные процедуры, если кто-то из ЭТИХ двинет коньки. Наверное, для самоуспокоения. И я спокойно ухожу, оставив за спиной невнятно что-то бормочущую кучу-малу. Красота. Мечта попаданца-нагибатора. И никто не вспомнит о нескольких годах тяжелейших тренировок и последнего года, когда вышеупомянутого попаданца-нагибатора пытались убить практически на каждой тренировке…

Следующий поворот. До гостиницы, извилистый маршрут к которой прилагался к плану тренировок, оставалось всего чуть-чуть…

— Эй! Узкоглазый! Дай сигаретку!

— У меня электронные…

— Чё?! Ты кого козлом назвал?!

Сидней. Я обожаю этот город!

— Обратите внимание, сударыни! Кто-то уже прошел танковым клином по местному гадюшнику! Хватило пары экспрессивных выражений на «великом и могучем», чтобы у местных маргиналов сработал условный рефлекс «Беги и спасайся!» Кстати… Ваше Высочество, в который раз потрясен вашими глубокими познаниями в обсценной лексике!

Рыжий парень, по виду скандинав — рослый, крепкий, светлокожий, в белых шортах и гавайке задумчиво смотрел сквозь оранжевые спортивные очки вслед улепетывающим гопникам. Те даже не попытались позариться на самое ценное, что у него в данный момент было и «лежало на виду» — четырех статных спутниц-красавиц. Убегали, испуганно оглядываясь…

Отозвалась одна из девушек — светло-серые глаза, русые волосы, убранные в пучок, изящная шейка, царственная осанка… Впрочем, последним — особой величественной статью — щеголяли все четыре спутницы молодого человека:

— Спасибо, сударь! Знала, что вы оцените, как никто другой! Не буду врать, что еще и крестиком вышивать умею. Увы. Но батюшка пользуется крепким словцом постоянно. И знаете — отлично помогает! — придворные тут же демонстрируют чудеса сообразительности и расторопности!