Александр Антонов - Звёзды против свастики. Часть 2

– Повезло тебе, командующий, – говорил Абрамов Берсеневу, когда они перед сном вдвоём сидели у него в номере. – Нет, я, конечно, в общих чертах, был и раньше в курсе, что тут происходит. Но такого!.. признаться, не ожидал. Молодец Буриханов, прекрасно поработал с китайскими товарищами! НОАК (Народно-освободительная армия Китая) теперь не просто большая по численности, но и хорошо обученная армия, к тому же неплохо вооружённая. А для японцев-то это будет сюрпризом! Загнали в своё время китайских коммунистов в отдалённые районы северо-восточного Китая и думать про них забыли, чего, мол, их, убогих, опасаться? А оно вон как повернулось! Теперь НОАК – наша основная сухопутная наступательная сила. При массированной поддержке нашей штурмовой и бомбардировочной авиации, которой здесь сконцентрировано, пожалуй, даже больше, чем на Восточном фронте, японцам долго не продержаться. А захватим морские порты в Северной Корее, так и отступать будет некуда! За морскую часть операции тебе отдельный респект!

– Спасибо, – поблагодарил Берсенев.

– Волнуешься? – спросил Абрамов. – За сына переживаешь?

– И волнуюсь за общее дело, и за сына персонально переживаю, – не стал отпираться адмирал. – А как без этого?

– Никак, – согласился Абрамов. – Такова наша доля: командирская да отцовская.

Операция «Гроза над Маньчжурией» началась 25 мая с серии террористических актов, проведённых на территории Маньчжурии китайскими подпольщиками и диверсантами НОАК. Пять дней гремели взрывы на военных объектах, пускались под откос воинские эшелоны, гибли от пуль и ударов ножом японские офицеры. Было это, конечно, и раньше, но не в таких масштабах.

31 мая чисто по формальному поводу Россия объявила Японии войну, выйдя из договора, заключённого между СССР и Японией. Оговорённый в договоре нейтральный статус давал ей такое право, на что и было обращено внимание КИДа СССР в ответе на ноту японского правительства. На следующий день примеру России последовал Туркестан.

19-июнь-44

Японский Пёрл-Харбор

Эскадра подводных лодок Тихоокеанского флота в составе двух бригад вышла в море в последних числах мая для проведения учений, которые теперь, после объявления войны, плавно перетекли в боевые действия.

На военно-морских базах, расположенных на острове Хоккайдо, тревогу сыграли сразу, как пришёл приказ из Токио. Весь остаток дня моряки готовили корабли к выходу в море, и продолжали этим заниматься даже когда стемнело, при свете прожекторов.

Командиры кораблей из бригады крейсерских подводных лодок всей этой суеты видеть не могли, всё-таки лодки находились на приличном расстоянии от цели. Ровно в час ночи по корабельному времени, командир 1‑го дивизиона, он же по совместительству командир гвардейской КРПЛ (Крейсерской ракетной подводной лодки) «Уссурийский тигр», капитан 2 ранга Берсенев, отдал приказ произвести пуски крылатых ракет по заранее намеченным целям. Точно такой же приказ отдали командиры восьми остальных КРПЛ, находящихся на боевом курсе вблизи трёх военных баз противника. 27 крылатых ракет устремились к целям на главной военно-морской базе Северного соединения кораблей японского военно-морского флота, на базе подводных лодок и на базе вспомогательного флота. Командиры подводных крейсеров не были в курсе того, что натворили. Они спешили сократить дистанцию до цели, чтобы атаковать торпедами. Зато притаившиеся у входа в каждую базу подлодки классом ниже не утерпели, высунули перископы сразу после 01–00, и видели всё своими глазами – вернее, глазами своих командиров. Зрелище было ещё то! В такое скопище кораблей промазать трудно, и каждая ракета нашла свою цель. Линкоры, принимая удар, вздрагивали и обрастали пожарами. Крейсера кренились и черпали воду, а при удачном попадании ракет разламывались пополам. Суда поменьше просто разрывало на куски. Лодки возле баз выполняли свою задачу. Им вменялось атаковать только те корабли, которые попробуют покинуть гавани, но пока никто и не пытался снимать боновые заграждения, а когда японские тральщики всё-таки приступили к этой работе, подоспели крейсерские лодки, и, не поблагодарив хозяев за снятые боны, стали стрелять по оставшимся на плаву кораблям тяжёлыми торпедами. Вот теперь наступил истинный ад.

На свои базы подлодки вернулись в полном составе, а японские ФМС остались без Северного соединения.

Одним из творцов «Японского Пёрл-Харбора» по праву можно считать создателя крылатых ракет Вернера фон Брауна, но сам он в это время был по другую сторону океана…

Командировка в одну сторону

Своим успехом в Соединённых Штатах Вернер фон Браун был буквально окрылён. Нет, сказать, что в Союзе его не ценили, он, положа руку на сердце, не мог. Руководитель крупного КБ, лауреат Государственных премий СССР и России, орденоносец, в конце концов. Вот только… как бы это сказать… ТАМ ему постоянно напоминали – опосредованно, конечно, не в лоб, – что он один из, пусть и немногих. Другое дело ЗДЕСЬ. Американцы не только откровенно восхищались его талантом конструктора, но и создали для него такие условия проживания, каких в Союзе ему никто бы и никогда не предложил – там это просто не принято. И хотя умом фон Браун понимал, что в этом повышенном к нему внимании присутствуют элементы лицемерия и фальши, ему это нравилось. Нравилось возвращаться после трудового дня на один из холмов близ Сан-Франциско, где, не мешая друг другу, вольготно расположились роскошные виллы, одну из которых военно-морское ведомство США арендовало специально для него. Нравилось после ужина, в халате, сидеть в плетёном кресле на террасе с видом на океан, с сигарой в одной руке и стаканом виски в другой.

За спиной разомлевшего фон Брауна раздалось деликатное покашливание. Чернокожая служанка доложила, как только на неё обратили внимание:

– Сэр Браун, к вам посетитель.

Нет, чтобы сразу доложить: кто, бестолковка. Пришлось спросить.

– Ричард Браун, сэр.

– Проводи его сюда и принеси ещё один стакан.

Однофамилец был приставлен к его особе приглашающей стороной. Может, потому и пал выбор на Рича, что был он ему – однофамильцем, а эмигрантам из Германии – так и вовсе внуком. Позабавив себя этим придуманным на ходу каламбурчиком, фон Браун приготовился к встрече гостя. Тот впорхнул на террасу весь из себя загорелый, в лёгком песочного цвета костюме и того же цвета летних туфлях. Шляпу он оставил, в прихожей.

– Привет, Верни! – жизнерадостно воскликнул Ричи.

– Привет! – стараясь попасть в тон гостю, откликнулся конструктор и указал рукой на свободное кресло. В душе фон Браун опять не удержался от того, чтобы не поморщиться. Он никак не мог привыкнуть к почитаемой американцами фамильярности, приклеенным улыбкам и задиранию ног на стол. Впрочем, от последнего Ричи, по счастью, воздержался. После обязательного ритуала, когда собеседники сообщают друг другу, как у них всё хорошо, Ричи перешёл к цели визита: