Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]

Новобранцев не баловали путешествиями во времени. Каждый из них, перед тем как отправиться «на ту сторону», получал туманные предупреждения – и давал согласие на полугодовую «службу» вдали от дома. Истинный смысл заключенного «контракта» открывался лишь на «той стороне» – и с этого момента новички безвылазно жили в Москве девятнадцатого века. Дрон с Виктором организовали на базе систему дежурств; каждый из новобранцев, кроме необходимых одежды и документов, получал небольшую сумму карманных денег – руководители Бригады прямого действия поощряли личный состав к тому, чтобы вживаться в обстановку и привыкать к повседневной жизни предков.

К работе под землей новичков на всякий случай не допускали; Виктору, Дрону, а иногда и Олегу, когда он выбирался из своей библиотеки, приходилось самим возиться с кирпичом и раствором.

Снаряжение, оружие и оборудование, закупленное в двадцать первом веке на «кокаиновые» деньги, доставляли из будущего тоже они сами. Новичкам оставалось лишь чистить и собирать-разбирать новенькие «сайги», а также «винчестеры» и разномастные револьверы, приобретенные уже на этой стороне, да удалять следы ржавчины со стволов времен Великой Отечественной, попавших на черный оружейный рынок с длительного хранения. Арсенал рос день ото дня; Дрон с Виктором даже протащили через портал парочку легких скутеров – больше из спортивного интереса: никто пока не рискнул проехаться на них по булыжным мостовым старой Москвы.

Виктор потерял сон – стоило сомкнуть глаза, как ему начинали сниться скандалы, которые устраивают новички в Охотном ряду или на толкучке Старой площади; драки с полицией или хитровскими портяночниками, которые непременно затеют буйные подчиненные. Пару раз эти кошмары едва не стали реальностью – и лишь обильные отступные помогли избежать неприятностей.

– Недурственно, юноша, очень даже недурственно!

Репортер расхаживал по комнате, рассматривая новенькую, с иголочки, обстановку. Дубовые конторки, шкафы для картотек, приобретенные в мастерской, снабжавшей мебелью казенные департаменты; огромная, во всю стену, карта Москвы; коричневая гимназическая доска, пока еще девственно-чистая; массивный, бурого цвета сейф.

Яша сидел в начальственном кресле за столом – своим собственным столом! – и наблюдал за Гиляровским. Ремонт закончили всего два дня назад, и по этому случаю фасад лавочки вместо привычной вывески «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам» украшала скромная, шириной в две ладони, медная табличка: «Яков Гершензон и компаньоны. Консультации по вопросам коммерции. Доставка корреспонденции выбывшим адресатам. Помощь в розыске пропавшего багажа».

Компаньонами новорожденной конторы числились Семенов и Меллер – Олег Иванович уговорил своего компаньона войти в дело на правах соучредителя. Кроме того, Меллер выступил Яшиным поручителем: по законам Российской империи управлять имуществом и заключать договора можно было с семнадцати лет при наличии попечителя, а самостоятельно – лишь с двадцати одного года.

Корф же помог по казенной линии: заявленная Яшей область деятельности была весьма необычной для Российской империи, так что у властей неизбежно должны были возникнуть вопросы. Но барон обратился к своему однокашнику по Пажескому корпусу; тот связался с коллегами в жандармском полицейском управлении железной дороги. И вот теперь, согласно выданному этой авторитетной организацией документу, «винницкому мещанину Якову Моисеевичу Гершензону, лютеранского вероисповедания, имеющему место жительства в городе Москва» разрешалось заниматься розыском багажа, утраченного по разнообразным причинам пассажирами Николаевской Императорской железной дороги, а также заниматься доставкой корреспонденции лицам, выбывшим без указания места жительства.

Да-да, именно лютеранского! Душевные метания, вызванные необходимостью выбора между верой предков и шансом сделать карьеру в империи, закончились решением в пользу последней; больше всего Яша опасался, что отступничество оттолкнет от него прежних клиентов из числа многочисленной богатой московской еврейской общины. К его удивлению, этого не случилось – видимо, знакомцы покойного Ройзмана поняли, что двигало молодым человеком, и впредь собирались рассчитывать на его услуги. А вероисповедание – это, в конце концов, личное дело каждого. По совету уважаемых людей Яша выбрал лютеранскую веру – в России евреи нередко поступали именно так, поскольку крещение в лютеранство не требовало перемены имени и фамилии; к тому же лютеране могли сочетаться браком с еврейками, и дети при этом оставались евреями.

Ознакомившись со столь солидной бумагой, в канцелярии московского градоначальника препон чинить Яше не стали: документы были выправлены с удивительной быстротой, чему немало поспособствовала известная сумма в кредитных билетах, приватно переданная заинтересованным лицам.

Все прежние «клиенты» были, разумеется, оповещены о новом статусе племянника покойного Натана Ройзмана и не преминули нанести в новую контору визиты. Разрешение, выданное Жандармским железнодорожным управлением, красовалось на видном месте, в дорогой рамке, под стеклом, и своим непробиваемо-казенным видом внушало посетителям уважение и трепет. Правда, в рамочке висела копия, выполненная Иваном на лазерном принтере, но об этом посетители и будущие клиенты сыскной конторы, разумеется, не знали.

В остальном обстановка разительно отличалась от общепринятой конторской. В углу стояла узкая, темного дуба оружейная стойка; в ней, запертые на блестящую цепочку, пропущенную сквозь спусковые скобы, красовались разномастные винтовки. Оружие считалось личной коллекцией владельца конторы; идею эту Яша позаимствовал из какого-то из полицейских боевиков, которые он обожал смотреть на своем ноутбуке. Ими его исправно снабжали Ваня с Ромкой; впрочем, боевиками дело, конечно, не ограничивалось. В распоряжении Яши имелись весьма совершенные средства сбора информации, о которых жандармское ведомство, оказавшее новой конторе покровительство, не имело ни малейшего представления. Диктофоны, камеры, жучки, направленные микрофоны, системы видеонаблюдения… было даже несколько летающих дронов: после происшествия на Хитровке Яша свято поверил в возможности этой техники. Крышу дома украшала мощная антенна, декорированная под растяжку какого-то шеста невыясненного назначения; благодаря ей Яша был обеспечен устойчивой радиосвязью в пределах всей Москвы.

Разумеется, ни о чем из этого технического великолепия Яшин гость не знал. После достопамятной беседы в клубе Корфа Гиляровский вернул обломки шпионского дрона в обмен на обешание через полгода все объяснить. С тех пор репортер регулярно посещал клуб барона, вел с ним долгие разговоры у камина за рюмкой коньяка и с удовольствием наблюдал за тренировками «волчат». А на традиционных чаепитиях после занятий Владимир Алексеевич потчевал мальчишек захватывающими рассказами из своей бурной юности – о выступлениях борцом в цирке, о бурлацкой жизни на Волге и, конечно, о войне с турками.