Вячеслав Коротин - Адмиралъ из будущего. Царьград наш!

Катер под императорским штандартом отвалил от Графской, даже не дожидаясь адмиральского. Никакой обиды по этому поводу у Андрея не зародилось. Он вообще бы предпочел избежать какого-либо общения с государем именно сегодня. Хоть сказать и было чего, но нужно для начала привести организм в «общабельное» состояние…

Но ведет себя монарх все-таки по-хамски: катер под желто-черным штандартом направился к «Дерзкому». Нет, император, конечно, везде ХОЗЯИН, но ведь можно было бы посоветоваться с «хозяином пространства»…

Однако то ли Григорович, то ли Нилов, или еще кто из флотских, находящихся на катере вместе с Николаем Александровичем, вероятно, дали понять самодержцу, что командующий флотом должен принять его на борту, а не вскарабкаться на корабль после высочайшего восхождения на оный самодержца всероссийского.

Императорский катер вдруг заложил вираж влево и явно собирался пристроиться в кильватер катера под флагом Эбергарда.

Андрей понял и принял любезность императора. Приказав быстро пришвартоваться к «Дерзкому», адмирал взлетел на его борт по трапу, отдал честь флагу эсминца и пожал руку командиру корабля.

– Ну, как у вас? Готовы?

– Вроде да, ваше высокопревосходительство. – Голос Молоса слегка подрагивал. – Что могли – сделали, но времени мало…

– Ладно, что есть – то есть. Только ночью из боя вернулись все-таки. Не вибрируйте раньше времени, надеюсь, что и сам государь, и министр со свитой поймут…

– Катер подходит, – меланхолично бросил кавторанг.

– Ну и ладно. Бог не выдаст, император не съест. – Адмирал попытался внести толику юмора в предстоящее мероприятие, но удивленно приподнятые брови командира «Дерзкого» показали, что шутка не удалась.

Вообще-то да: засинонимить монарха со свиньей из поговорки весьма рискованная попытка юморить с человеком, «на государевой службе состоящим»…

Катер ошвартовался, и государь Великой, Малой, Белой, Червонной и прочих «русей» поднялся на борт. Вместе с еще двенадцатью «паразитами», увешенными эполетами и аксельбантами, которые вот уже который месяц из Ставки мешали России воевать…

Торжественно поздоровавшись с командующим флотом и командиром корабля, император, сопровождаемый свитой, чинно проследовал вдоль строя матросов и офицеров эсминца.

Экипаж корабля во время этого процесса не просто «ел глазами», как предписывалось уставом, – просто пожирал своими органами зрения шествовавшего мимо них монарха. Казалось, что до конца строя дойдет только скелет императора в мундире…

Флот продолжал любить царя. И царь это чувствовал. И не преминул закрепить данное чувство в своих далеко не самых последних верноподданных:

– Спасибо, братцы! Низкий вам поклон от всей России за сегодняшний бой!! – Николай не погнушался действительно отвесить поклон перед строем матросов. В пояс. До палубы рукой дотронулся…

– Благодаря вам у России теперь нет противника на Черном море! Пусть дрожит Турция, пусть содрогается Германия…

Ну и так далее в том же духе…

А Андрей уже начинал жалеть о том, что «Бреслау» на дне. Нет, конечно, теперь самый занюханный дивизион миноносцев способен закошмарить любое корыто под турецким флагом, что сунется в Черное море. И этого вполне достаточно, чтобы где-то на протяжении полугода поставить Османскую империю на колени и заставить выйти из войны. А значит, и не допустить вступления в идущую мировую бойню Болгарии, что тоже кардинально скажется в положении на фронтах. Потерпеть… Не соваться в Босфор, где можно огрести так же, как и англичане с французами в Дарданеллах в реальной истории… Там турки с берега раздолбали союзный флот, многократно превосходивший по силам нынешний Черноморский, в пух и прах. Спрашивается: какого черта нужно превращать огромным трудом достигнутые победы в весьма вероятное поражение? И в победу Турции. Которая после этого заключать мир торопиться не будет…

А Николай Александрович уже закончил свою речь и пошел чуть ли не панибратствовать с матросами – вытащил из строя явного запасника и начал общаться с ним «за жизнь». На публику, конечно. Чисто пиар-акция…

– Как зовут?

– Гальванер Михаил Гуляев, ваше императорское величество, – испуганно выдохнул оторванный от строя матрос. – Призван из запаса в сентябре прошлого года.

– Семья есть?

Ну, и так далее: «задушевная беседа императора с простым матросом»…

С вопросами о семье, детях и прочем, касающемся крестьянского быта.

Что характерно – все то же самое повторилось и на «Гневном», и на «Беспокойном», и на «Пронзительном».

Особо умилил Андрея очередной поясной поклон правителя Всея Руси матросам последнего эсминца – ночью им командующий флотом кланялся, днем – сам император. Этак скоро нижние чины начнут считать поклон от адмирала и выше аналогом отдания чести, а штаб– и обер-офицеры таки просто перед ними на колени будут обязаны падать после успешного боя…

Закончилось «мероприятие» на «Кагуле». Все повторилось, но пришло еще и время обеда.

И государь пожелал разделить его с командой крейсера.

Слегка охреневший Остроградский распорядился подать пробу.

Понятно, что в тарелку постарались начерпать побольше мясца со дна котла, что поснимали с поверхности того же котла побольше жирка…

Николай Александрович погрузил ложку в миску, слегка перемешал, зачерпнул варево и, отправив в рот, принялся жевать. Кагульский кок с напряжением и потенциальным ужасом смотрел на монарха…

– Борщ хорош, братец, – наконец произнес самодержец. – Но вот только лаврового листа жалеешь. Не чувствую. Но к раздаче обед одобряю.

«Ах, ты ж, мать твою, Марию Федоровну, чтобы жить ей долго и счастливо… – Это Андрей озвучить, конечно, не посмел. – Миллионы солдат в окопах чечевичной похлебке рады, а он тут, понимаешь, жопу морщит: «Лаврового листа в борще не чувствую…»

Захотелось, чтобы кок ответил фразой из старого анекдота: «Да клал я им раньше этого лаврового листу, ваше величество, – все равно ведь не едят, в тарелках оставляют…»

Но ошалевший от ужаса корабельный кулинар только испуганно лепетал:

– Прощения просим… Обещаю: в будущем не пожалею…

Не хватало только: «Не вели казнить, царь-батюшка!..»

Но «царь-батюшка» в ответ улыбнулся и покровительственно похлопал кагульского кока по плечу:

– Не тушуйся, братец, у любого ошибки по службе случаются. А обед ты добрый приготовил. Держи червонец, – и император, выудив из кармана золотой империал, вложил его в руку полуживого судового повара.

Учитывая, что простой матрос получал от казны два рубля в месяц (а в мирное время – рубль с ничтожным «хвостиком»), то подарок был действительно «царским».