Олег Северюхин - Закройте глаза Истине

Пока я разговаривал с продавцом-консультантом, этот человек попросил показать ему флэш-карту, флэшку.

После покупки я вышел из универмага и направился в сторону стоматологической клиники, чтобы по пути заглянуть на расценки зубоврачебных услуг. Клиника находится с тыльной стороны магазина за автомобильной стоянкой.

Вдруг из-за угла, со стороны товарного въезда в Торговый центр вышли два молодых человека, один из них с ножиком:

– Выворачивай карманы, мужик, и свертки положи на землю, они нам тоже лишними не будут.

Многие ли русские безропотно подчинятся такой команде? Немногие, но есть. Я изо всех сил пнул в область колена того, который был с ножом, и тут же получил удар по голове.

Я очнулся от того, что тот мужчина, который покупал флэшку, тряс меня и спрашивал, как я чувствую.

– Здорово вас стукнули, – сказал он, – я тут рядом оказался и бросился к вам на помощь, мне тоже немного досталось, – и он показал на свежую царапину. – Давайте я вам помогу добраться дома.

Он встал и махнул рукой проезжавшей машине такси. Остановил ее, помог дойти до машины, сел рядом со мной на заднее сиденье и выжидательно посмотрел на меня. Я назвал адрес. Приехали. Он дал мне визитку и попросил меня позвонить по его телефону, чтобы сообщить о состоянии моего здоровья. Я взял визитку, кивнул головой и ушел в свой подъезд.

На визитке было написано – Лысенко Николай Иванович, политолог и номер мобильного телефона.

Политолог? Когда человек не может или не хочет заниматься делом по своей профессии или образованию, то он идет в политологи. Или в писатели. Чего проще? Берешь какой-нибудь факт из жизни и описываешь его в огромной книге или же во всеуслышание говоришь, как этот факт будет влиять на внешнюю и внутреннюю политику. Так что, политолог и писатель это две как бы связанные между собой ипостаси. Но не все политологи могут стать писателями.

Политолог может часами говорить о проблеме, но стоит ему взять ручку и бумагу, как все мысли улетучиваются, и то, что он только что сладко пел своим слушателям, улетучивается стайкой шустрых воробьев, оставляя на бумаге только одни какашки и следы когтей.

У писателя с этим несколько получше. Он может эту стаю воробьев сколько угодно держать на одной странице, даже на двух или трех, не давая им улететь и рассматривая каждого воробья как бы под рентгеном, находя в каждом из них какие-то свойства, присущие знакомым ему людям и от этого воробьи начинают распушать свои перья и становятся похожими на депутатов, сенаторов, губернаторов…

Так вот, знал я одного политолога. Обыкновенный слесарь-сантехник. Вполне нормальный мужик. На слух определял неисправность в кране, имел в своем чемоданчике различные приспособления, которые позволяли ему в два счета отремонтировать подготовленный к выкинштейну кран и этот кран служил еще лет пятьдесят (теоретически, потому что проверить невозможно, а люди, столкнувшиеся с ним раз, постоянно кланялись с улыбкой при встрече).

Как и все слесари, а также гуманитарно и технически образованные люди, он до перестройки по вечерам под одеялом слушал «Голос Америки». Сравнивал то, о чем говорили, с тем, что он видел на улице, и удивлялся тому, как в Америке тонко чувствуют русскую душу и ее страсть к разным революциям и перестройкам.

Во время перестройки он вступил в одну демократическую партию, которая успешно сгинула, потому что люди из нее вышли, кроме нашего сантехника, который в единственном числе представлял одиноко взятое демократическое движение в одиночестве. И ничего не поделаешь, в списках партии значился он один.

По всем вопросам он имел свое критическое мнение и не боялся критиковать всех, кто подвернется под руку, благо таких, кого можно безбоязненно критиковать, было много. Конечно, я не имею в виду власть имущих, они у нас в России всегда были кастой неприкасаемых как в царское время, так и в советские и демократические времена. Это уж из области генетики. Какая бы революция не происходила, а князья и графья в ней устраиваются удобно до очередного переворота.

Так вот и этот сантехник незаметно стал влиятельной политической фигурой. Всем средствам массовой информации он давал простые, рабочие комментарии и некоторые даже ссылались на то, что вот представитель такой-то демократической партии думает вот так-то. Он стал завсегдатаем всех круглых столов, «срезал» разных маститых докладчиков и неизвестно, на какие средства он жил. Кто-то, все-таки, его подкармливал, потому что сумку с сантехническими инструментами он куда-то закинул и с умным видом, и в рубашке с галстуком сидел на всех политических и общественных мероприятиях.

Может, и этот товарищ из таких же политологов. А так, приятной наружности человек. Спокойный, уверенный, не то, что один политолог, который светится на всех центральных телевизионных каналах и который в полемике никому не дает рта открыть, стремясь поразить всех своей эрудицией, нетрадиционным подходом к проблеме и некоторой презрительной улыбочкой по отношению к собравшимся – чего это я распинаюсь перед вами?

Примерно через неделю я из вежливости позвонил ему, чтобы поблагодарить за оказанную помощь, сообщить, что у меня все в порядке, и на этом закончить наши так и не начавшиеся приятельские отношения, но вышло не так, как я хотел.

– Юлиан Васильевич, – спросил меня политолог Лысенко, – а можно мне приехать к вам, чтобы переговорить по поводу вашего сайта, потому что и я хочу завести свой сайт, а денег на программиста и прочее у меня нет.

Если уметь говорить «нет», то с человеком, как правило, не случаются те случаи, которые с ним случаются. Тавтология, но по-другому как-то трудно это описать. У меня не было повода резко сказать «нет» (а, вообще-то, не нужно искать поводов и лучше говорить то, что вы чувствуете) и я назначил ему время встречи у себя.

У меня уже давно чесались руки, чтобы снова попробовать снять моей видеокамерой что-то такое сногсшибательное и историческое. Наше, так сказать. Я взял насколько это возможно сейчас подробную карту Москвы, вычислил географические координаты Московского Кремля и именно того места, где были кабинеты Ленина и Сталина, и ввел дату одного из весенних дней победного 1945 года.

Через три дня я проверил заветную папку и увидел огромный файл, ну не такой уж и огромный, но какой-нибудь телевизионный сюжет туда бы уместился.

Когда я включил воспроизведение, то я не поверил своим глазам. Какой-то художественный фильм, причем низкокачественный. Актеры играют из рук вон плохо. Освещение никуда не годное. Реквизит какой-то непонятный. Диалоги без акцента на основную фразу, чтобы в глаза бросалась и оседала в памяти как мудрость или афоризм. Грим у актеров, похоже, отсутствовал вообще. А у гражданского человека, который показывался в кадре, и костюм «не от кутюр», и галстук завязан как-то по-дурацки. И маникюра на ногтях не было.