Андрей Марченко - Милитариум. Мир на грани (сборник)

Алибек держится особняком, он тут один из своего аула, знакомых никого. Но посматривает по сторонам с интересом.

Вот весельчак и острослов Моха как обычно рассказывает о своих подвигах. Юркий и проворный как воробей, хотя и зовут его ветром в переводе с чеченского. Только какой он ветер, так, легкий сквознячок. Никто его Мохой и не называет, все Хозой – воробьем – кличут. Всеобщий любимец он во взводе, но, что удивительно, тянется к немногословному Алибеку, дружбу свою навязывает.

Впрочем, Алибек тоже в сотне не из последних – правофланговый, самый рослый в полку. А если взглянуть на его широкие плечи при тонкой талии, да горделивую осанку, то не удивительно, что командование при проверках из штаба постоянно его в пример ставит.

Вообще же все ребята как на подбор – рослые, стройные, плечистые. Один Хоза воробушком посреди голубей скачет. Но у него своя заслуга – на сборах такую джигитовку выдал, что комиссия только головой качала, и взяли парня аж в первую сотню.

Толпятся всадники у котла, втягивают носами вкусные запахи. Понять можно – устали, проголодались, с рассвета учатся премудростям – рассыпаться в лаву, нестись единой цепью. Для непривычных к дисциплине горцев такие маневры как нож под ребра – болезненно и неприятно, хотя и не смертельно. Ни личной удали показать, ни прежние навыки применить – хоть заново учись на коне скакать. А и приходится – не привыкли горцы сидеть прямо в седле, то направо, то налево свешиваются, и при дальних переходах сбивают лошадям спины. Это что коней касается. А сабельный бой? Заставляют командиры лозу рубить, а горцы – ни в какую, что за ребячество, палки рубить, игра это, что ли? Вот будет сражение – там другое дело.

Притом парни все тертые, им терять нечего. Набирали-то охотников. Разные люди съехались – кто от крови прячется, кто удаль показать хочет, кто за длинным рублем пришел. Жалованье неплохое, всё ж таки двадцать рублей в месяц, да за такие деньги в родном селе можно в большие люди выбиться, дом на равнине справить, быка, и не одного, купить. Правда, с лошадью и амуницией нужно было прийти своими. Потому кого-то общество собрало, кто побогаче, своим рискнул, а кто, как Алибек, добыл в схватке.

Впрочем, сам парень о стычке с абреком не распространяется. Он ведь даже до дома не добрался в ту ночь, с близкими не попрощался. Ночевать не стал, оседлал коня Увайса и спустился в долину, понимая, что в родных местах рано или поздно искать его начнут. А рано утром наткнулся на отряд вербовщиков во главе с поручиком Смирновым, что возвращались в город из горных аулов. Не стал раздумывать, вместе с ними в Грозный и двинулся. Уже тут коня на рынке у одного казака сменял. Не мог на Увайсовом коне он спокойно сидеть, душа переворачивалась, стоило вспомнить распростертое тело абрека. Новая лошадка так себе, зато о прежнем владельце не напоминает. И пускай сам Увайс немало людей в другой мир отправил, но на то он и разбойник. А Алибек другой. Эх, скорей бы куда-то подальше отсюда, чтобы в сражение…

Заиграли вдруг дудки, забили барабаны, побежали командиры.

– Стройся!

Новый командир наконец приехал. За последние две недели Алибек совсем запутался в начальстве. Урядники, сотники, командиры – все нарядные, в серебряных погонах, в цветных бешметах и черкесках. И все требуют честь отдавать. Вначале возмущались, потом плюнули, поняв, что бессмысленно заставлять всадников прикладывать руку к голове. Горец скорее сделает вид, будто не заметил офицера, да мимо проедет…

Вот и сейчас всадники неторопливо тянутся к лошадям, а бегают более привычные к дисциплине казаки, подгоняя горцев. Те же вышагивают не спеша. Куда гнать, не война же. Ломаной линией выстраиваются они перед покрасневшим от гнева командиром – строй никто не держит, лошади подгарцовывают на плацу.

– Эй, где твоя пика?! – Густобородый, в светлой черкеске командир подъезжает к Мохе. Тот в ответ недоуменно пожимает плечами – то ли вопроса не понял, то ли дурака валяет.

– Ты что мне тут? – еще гуще багровеет командир, оглядываясь на едущего сбоку адъютанта полка. Чермоев переводит вопрос Мохе. Тот неожиданно отвечает на ломаном русском:

– Палка зачем мини? У мини оружие есть, – он поднимает кинжал. – А палка я выкинул… к… матери.

Хохот сопровождает его ответ. Скрипнув зубами, командир молча следует дальше, ругаясь под нос.

Впрочем, как только официальный смотр заканчивается и всадники начинают показывать свои воинские навыки, командир забывает о своем недовольстве, в восхищении оглаживая свежевыбритую голову под казачьей папахой. Подполковник – солдат не из паркетных, повоевал за свои тридцать пять лет знатно.

А посмотреть есть на что. Одна за другой сотни совершают марши, роют окопы, преодолевают препятствия, перестраиваясь по сигналам трубы, делают перебежки, стреляют, колют чучела. Затем приходит черед рубки. Всадники посотенно выстраиваются в два ряда и по очереди скачут к лозам, снося их направо и налево, и пристраиваются к своим с левого фланга.

Моха, как всегда, чудит. Стоит он последним и без пары. Когда же, наконец, очередь доходит и до него, всадник разворачивает свою лошадь и направляет ее прямо на сидящую за столом, крытым зеленым сукном, комиссию. В ужасе командиры смотрят на приближающегося джигита, какой-то корнет пытается выскочить наперерез и перехватить коня, но Моха огибает его ловким маневром, а перед самым столом дает таких шенкелей скакуну, что тот взлетает над пригнувшимися офицерами и приземляется уже за их спинами. Штаб-офицеры, не стесняясь, кроют удальца трехэтажным матом на нескольких языках сразу, а командир полка хохочет изо всех сил и несколько раз хлопает в ладоши, отдавая дань уважения мастерству наездника. Из всех сидящих за столом он один не втянул голову в плечи и не нагнулся, когда Моха пролетал над ними…

Полк снова выстраивается на плацу. Чермоев довольно щурится: смотр прошел успешно, подполковник доволен, остались лишь мелкие формальности. И тут командир подъезжает к правофланговому.

– А что, удалец, правду ли ваши кинжалы так хороши, как говорят? Что не хуже булатных клинков они?

Молчит Алибек, глазом косит на командира, не понимает, какого ответа ждет тот от него. В разговор снова вмешивается Чермоев:

– Истинная правда, Александр Сергеевич. Я знавал умельцев, что бурки одним ударом половинили. Железо как масло режет.

Морщится подполковник:

– Вы, Абдул-Меджид Орцуевич, погодите пока. Пускай сам молодец покажет, что его кинжал может.

Делать нечего. Не хотел бы Алибек впустую отцовский кинжал из ножен доставать, но и честь горца уронить нельзя.

Приносят откуда-то две винтовки – «мосинки» с гнутыми стволами и без штыков. В бой с ними уже не идти, так что и жалеть нечего. Укладывают между двух чурбаков, сотник командует Алибеку: