Пьер Ясенев - Современный попаданец

– Я готов!

Альфред, глядя на этого пацана, не верил, что тот умеет писать или считать, но то, как он держал перо, было уже ясно, что в какой-то степени этот предмет ему был знаком, поэтому Альфред, не ожидая чуда, задал первый вопрос:

– Сколько будет пять монет и ещё тринадцать?

Сашка, даже не решая задачу на бумаге, быстро ответил:

– Восемнадцать.

У Альфреда вытянулось лицо от удивления, так быстро сосчитать могли только старые счетоводы, а тут перед ним стоял всего лишь какой-то молодой юноша, но подтянув челюсть, задал ещё одну задачку:

– А сколько будет семь монет, да шесть монет и ещё прибавить к ним одиннадцать монет?

Сашка немного только подвис, но ответил с твёрдой уверенностью:

– Двадцать четыре монеты, так?

Альфред, входя сам в кураж, принялся задавать всё новые и новые задачки. К концу экзамена он некоторые задачки, которые придумывал, писал уже сам на бумаге, чтобы считать и не ошибиться самому, а вот у Александра бумага до сих пор была чистой. Альфред весь покрылся, аж, потом от невероятной арифметической гонки, но поняв, что перед ним сидит арифметический самородок, порадовался этому факту и даже поменял своё решение – отомстить мальчишке на то, чтобы этого же мальчишку сделать рабом в своей канторе.

– Очень хорошо, молодой человек, я увидел твои познания в счетоводстве и теперь хочу посмотреть, как ты записываешь эти самые числа. Напиши-ка мне число двадцать пять.

Сашка хоть и написал коряво двадцать пять, но арабскими цифрами, а не римскими. Альфред, увидев запись, сперва не понял, а потом вспомнил, что уже видел похожие точно такие числа у арабов.

– Нет. Так не пойдёт. Напиши мне римскими цифрами число двадцать пять, – попросил Альфред.

Сашка знал приблизительно, что римские цифры пишутся иксом, буквой «ви» и буквами «ай», но, как писать ими цифры, он даже не представлял, поэтому огорчённо ответил:

– Я не знаю, как правильно.

Альфред задумался. Терять этого парня он уже не хотел, Питера надо было оставлять рядом с ним, потому что мало ли этот пройдоха уведёт парнишку за собой, а вот, что делать с записью чисел, Альфред не знал, как это исправить.

– Придётся к ним приставить Гатика, он быстро записывает и читает числа, а парень просто пусть работает счетоводом. – вдруг сразу же придумал схему Альфред. А вот вслух проговорил уже следующее:

– Хорошо, я вас беру. Питер будет получать пять серебряных, а ты, Аксель, будешь получать – семь. Выплачивать их буду вам каждую смену луны, начиная с сегодняшнего дня. Работать будете вместе с писцом по имени Гатик. Пока поживёте у меня, а там, глядишь, и своё жильё найдёте себе сами.

Питер хотел было возразить, что у него оплата будет меньше, но промолчал, быстренько сообразив, что Альфред его раскусил, а вот Александр понял, что серебряные, которые ему достались в Рюро, были почти состоянием, но обида на Гельмута, взявшего с него огромные деньги за постой и те деревенские, получившие за еду, больше, чем положено, ушла, сменившись радостью.

– Его взяли на работу! Это надо же такому случиться! Взяли на первую работу в его жизни! – ликовал в душе Александр.

Он ещё не подозревал, что его ожидает, но сейчас это было не так важно, даже забыв про свои планы стать императором, поспешил спросить:

– А когда работать начнём? – уточнил Питер ещё раз, на всякий случай, у Альфреда.

– Так с завтра и начинайте. – ответил Альфред, вставая из-за стола и собираясь покинуть столовую.

Эта фраза остудила радость Александра. Он вспомнил, что нужно найти Вили-пивную бочку и, без всяких подозрений, обратившись к Альфреду, спросил:

– Уважаемый Альфред! Вы не подскажете, где живёт Вили-пивная бочка?

Альфред немного как-то насторожился, но Сашка этого даже и не заметил.

– А зачем он тебе? – осторожно спросил Брайтх.

– Знакомый попросил навестить его. – ответил Александр, не выдавая всех подробностей, особенно, для чего он ему нужен.

– А-а-а, да он отсюда недалеко живёт. Слушай внимательно и запоминай: когда выйдешь из дома, повернёшь налево, а там уже надо идти прямо до самой церкви, а от неё через два дома, будет и дом Вили. – с облегчением ответил Альфред.

Сашка, обрадовавшись, что ему сегодня как-то везёт, как никогда раньше, поспешно встал и по-мальчишески вылетел из дома Альфреда, оставив в столовой сидевшего Питера и вставшего из-за стола Альфреда. Сцена была просто, как говорится, очень смешной: такое удивление и непонятная ни для кого продолжительная пауза двух мужиков, смотрящих в спину на убегающего и ничего не сказавшего Сашку…

Вили-пивную бочку Александр нашёл в том месте, которое точно описал Альфред. Он его встретил, сидя на лавке, когда Александр хотел постучаться в дом.

– Тебе кого, мальчик? – спросил, сидевший в пяти шагах на лавке от входной двери, мужик.

– Мне – Вили-пивную бочку. – робко проговорил Саша.

– Это я и есть… Что тебе нужно от меня? – спросил Вили.

– Вот. – сказал Сашка, передав золотую бляху, добавил, – я от Фридриха Краунца.

Затем сразу замолчал, не зная, что ещё сказать, и стал смотреть на Вили, ожидая его реакции.

Вили был краснолицым, рыжеволосым толстяком с пьяным взглядом. Получив от мальца знаковую бляху, он сначала побелел, потом мгновенно протрезвел и даже, как показалось Александру, поменял свой рыжий цвет волос на каштановые. Но, выслушав слова Сашки, опять пришёл в своё прежнее состояние, пьяного варёного ракообразного, и спросил:

– А почему сам Фридрих не приехал?

– Не смог…, его убили, – просто ответил Александр. Он уже начал подозревать, что это задание он провалил, и ожидаемых бонусов не последует. Отчасти он был прав, но Вили-пивная бочка всё же отблагодарил мальчика. Кряхтя, он поднялся с лавки, стоявшей у дома, и передав Александру медную монетку, ушёл обратно в дом. Сашке, вдруг, стало так обидно до слёз: он ради этого прошёл и испытал столько всего, а получил всего лишь эту несчастную медную монетку.

– Золотую бляху обменял на эту медную монетку? Какой же я – дурень. Понадеялся на мегаподарки, а мог бы на эту бляху жить да жить. – проговорил шёпотом Александр и со злости зашвырнул медный грош в небеса. Резко развернулся в сторону дома Альфреда и пошёл обратно назад, по пути думая, что больше никогда не ввяжется в дела, типа, передай, отдай, скажи и так далее. Он плевался, ругался, клял всех на свете. Даже пнул один из домов, совсем позабыв, что он в мешковатых ботинках. Боль, пришедшая от удара, немного отвлекла и отрезвила его, и дальше он уже похромал, жалея себя, свою судьбу неудачника. Ему было очень и очень плохо на душе в этот момент. Если бы он понимал, что все беды его были от незнания и от его неправильного восприятия мира и людей, то он бы не стал корить других в своих бедах, а взялся бы за себя, но понимания всего этого не было и только отчаяние и обида охватили его. Буря эмоций хлестала в нём, как бушующий океан в шторм, то поднимаясь грозной волной, то спадая до мелких бурунов и превращаясь врябь. Мысли об императорстве и о крутой жизни его сейчас совсем не волновали.