Олег Измеров - Ревизор Империи

Из‑под двери поползло немного темной жидкости, и Виктор понял, что это кровь. Она не вызвала никаких чувств, даже тошноты, как и окровавленное, страшное лицо Веристова. Ему хотелось лишь того, чтобы выветрился запах пороха, который он так любил в детстве, закладывая круглые бумажные пистоны в жестяную копию браунинга. Сейчас этот дым был противен. Хотелось дожить до времени, когда в здешней России запретят короткоствол. Шпионов на душу населения не так уж много.

— …Теперь главное, барон. Имена ваших агентов при дворе.

— Агентов… Которых вы вычислили, но не можете взять. Без моих доказательств, конечно. Это продается. Мне нужны твердые гарантии жизни от Кабинета. Лучше от Председателя Кабинета. И гарантии сносного существования. Не хочется быстро сгнить в камере. А теперь можете резать меня на куски.

— Любите жизнь, барон?

— Я еще вижу в ней смысл. Мне не нравится война с Россией, в которой победит Британия или Соединенные Штаты.

— Понимаю, барон. И только врожденная стеснительность помешала вам раньше перейти на нашу сторону.

— Раньше… — Ярчик — Айзенкопф криво усмехнулся, — раньше была возможность сорвать банк.

— Ну что ж, — Веристов провел рукой по лицу и поглядел на ладонь, выпачканную кровью, — переговоры о сделке пройдут в более подготовленной нами обстановке. Вам спешить некуда.

— Господин ротмистр, мы в коридоре! — послышался за дверью голос капитана. — Не стреляйте!

— Вас слышу! — откликнулся Веристов. — Их четверо, и еще Суон!

— У двери трое в решето, под окном Флукос с пулей в груди. Мадемуазель со служанкой взяли в гостинице.

— Открывать? — спросил Виктор. Веристов кивнул.

На пороге, в легком тумане еще не осевшей известковой пыли, показался Брусникин, одетый в черный долгополый лапсердак, доходивший до голенищ рыжих и потертых стоптанных сапог, и в помятом картузе мышиного цвета, косо нахлобученном на растрепанный парик. Половину лица его, как маска, закрывала фальшивая борода лопатой, а в руке блестел никелем тяжелый армейский браунинг. Позади капитана в коридоре Виктор заметил пару людей с оружием, одетых в простые пиджаки и рубахи навыпуск; на одном был синий дворницкий передник.

— Вы ранены, господин ротмистр? — воскликнул он, увидев Веристова.

— Пустяки, — ответил тот. — Царапина.

Виктор положил автомат на комод, открыл верхний ящик и подал Веристову полотенце для перевязки, а затем внимательно посмотрел на Брусникина в накладной бороде.

— Простите, вы в самодеятельности не участвуете? — сорвалось у него с языка.

— В офицерском училище, — ответил Брусникин на полном серьезе, — играл в духовом оркестре. А что?

— Нет, все нормально.

Брусникин поставил свой браунинг на предохранитель и сунул его в большую набедренную кобуру, которую скрывали необъятные полы лапсердака.

— Капитан, у вас не найдется закурить? — обратился к Брусникину сидящий на полу Айзенкопф. — Я знаю, что вы предпочитаете "Сальве" с фильтром.

Капитан проигнорировал вопрос и повернулся к Веристову.

— Мои поздравления, господин ротмистр. Я восхищен вашей смелостью.

— Не нужно, капитан… — Веристов отер лицо вторым поданным полотенцем. — Айзенкопфа взяли ваши люди, мы только оказали содействие. В конце концов, безопасность завода лежит на вас. Можете забирать задержанного с поличным.

— Простите, Николай Семенович… Вы отдаете нам… нашему ведомству, свою победу?

— Победа у нас, Георгий Андреевич, общая. А передо мной начальство поставило другую, более крупную задачу. Вот изъятые вещи… — Поразмыслив, он бесцеремонно раскрыл бумажник барона, и выудил из него часть ассигнаций. — Это хозяйке за волнение и убытки.

Айзенкопфа подхватили под руки и вытащили из комнаты, деловито отпихивая ногами в сторону лежащие на полу тела нападавших; сапоги оставили на досках кровавые отпечатки следов.

— Однако, Виктор Сергеевич, — заметил капитан, — для сугубо штатского человека вы неплохо владеете специальным оружием.

— Господин Еремин — агент государственной тайной полиции, — Веристов завязал узел на самодельной повязке, похожей на чалму. — Надеюсь, это исчерпывающий ответ на многие вопросы, которые вы бы хотели ему задать.

"Что это?" — подумал Виктор. "Благодарность за спасение жизни? Или попытка завербовать? Вряд ли этот молодой и перспективный столь наивен, что полностью мне поверит. Это ведь и немецкая разведка могла инсценировку устроить. Или он так и думает? И затеял со мной игру? Что за более крупная задача? Веристов о ней для отмазки сказал? Или интрига намного глубже, чем я ее себе представляю?"

— Что я слышу! — воскликнул капитан. — Загадочный Снарк оказался Бужумом, как говорил старина Льюис? А мы ведь тоже здесь благодаря Еремину. Вы, Виктор Сергеевич, подали мне идею насчет радиоустановки. Не долее, как к вечеру меня осенило насчет реквизита танцовщицы Суон, который никто не может видеть, и который постоянно таскают на извозчиках из гостиницы и обратно. В покоях мадемуазель мы обнаружили передатчик, устройство для пробивания дырок в бумажной ленте для ускоренной передачи, которое она прятала в пианино, и шифровальную книгу. Вещи были почти собраны. Мы сразу бросились сюда. Я понял, что Айзенкопф собирается обсуждать на вашей квартире не прокатку шестерен.

— Ну что ж, теперь пианистка в наших руках. Можно вести радиоигру.

— Увы, господа! Не хотел говорить при Айзенкопфе. К сожалению, актриса при аресте отравилась синильной кислотой. Не уследили.

"…Наверное, вы правы. Мне повезло. Скоро все кончится, и наступит покой. Покой, которого я так долго ждала…"

И тут Виктор вспомнил.

Он вспомнил, что это была за песня — та, странная, что Анни исполняла в "Русском Версале" в тот самый вечер, когда он, ничего не подозревая, сидел за одним столиком с Добруйским и Брусникиным.

Это был слоуфокс "Первый знак" из довоенного фильма "Шпион в маске". Из фильма тридцать третьего года.

Виктор смотрел этот фильм. В конце инженер Ежи смертельно ранит шпиона, лицо которого скрыто противогазом, срывает с него маску и видит под ней лицо актрисы Риты Хольм, с которой он был близок, и которая исполняла эту песню в варьете.

"Скоро все кончится, и наступит покой. Покой, которого я так долго ждала…"

— Плохо, — произнес Виктор.

— Плохо, капитан, — повторил он. — Я рассчитывал на ее перевербовку после ареста барона. Новый агент, которого немцы наверняка забросят, скорее всего, вышел бы на нее.

— Увы, — Брусникин печально развел руками.

— В вещах попадалось что‑то странное… необычное?

— Да. Мы раскрыли секрет молниеносного переодевания. Наряды мадемуазель были на лентах — на одну пришита полоса шерсти, на другую — репьи, закрепленные какой‑то особой смолой. Стоит чуть прижать полоски — и они соединятся, будто склеенные.