Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа

– Гарнизон там – человек триста пятьдесят, – устало продолжал Бастард. – И они хорошо обучены. Из укреплений – только ров, обсаженный кольями, артиллерия слабая… Мы усилим свои отряды силами, хотя бы тех солдат, что пришли с Ла Иром. Как я понимаю, им без боя не сидится…

Ла Ир, который, поигрывая мечом, сидел чуть в стороне, широко осклабился. Утром он действительно совершил вылазку со своими солдатами и она оказалась весьма успешной – удалось захватить английскую баржу с кое-каким провиантом и отличной меховой накидкой. А самое главное, на барже оказался бочонок отменного вина, и теперь от Ла Ира, дурманя всех присутствующих, исходил крепкий винный дух.

– Я хоть куда готов, лишь бы дело того стоило, – не столько сказал, сколько рыгнул он. – Но, может лучше было бы позвать сюда Жанну?.. Это я к тому, мессир, – быстро добавил он, заметив свирепый взгляд Бастарда, – к тому, что дева она оч-чень непростая. Чуть что не по её, может и по уху съездить – мне уже раз досталось за… Впрочем, неважно… А кто ей чего скажет? Формально – она командующий, так что, лучше с ней считаться…

Он многозначительно поднял брови, но продолжать не стал – споткнулся о нарастающий гнев на лице Бастарда и замолк, позволив себе только неопределённо пожать плечами.

Молчание повисело над собравшимися, словно грозовая туча, потом палец командующего снова упёрся в карту.

– Пятьдесят лучников Гравиля – сюда, на случай отступления. Командирам ополчения быть готовыми для защиты ворот на тот случай, если к Сен-Лу подойдёт подкрепление с севера. Мы с тобой, Ла Ир, зайдём с этой стороны и… Что за чёрт?! Кто пустил?!

Бастард, набычившись, развернулся в сторону вошедшего, а когда увидел, что перед ним оруженосец Девы – д'Олон, совершенно потемнел лицом.

– Чего надо?

– Меня прислала Жанна, мессир, – поклонился д'Олон. – Она желает осмотреть городские укрепления.

– У меня совещание…

– Она ждёт во дворе, мессир.

Бастард выпрямился. Пальцы в кожаных перчатках неприятно задрожали, как бывало всегда в минуты крайнего бешенства. Захотелось отвесить шутовской поклон и сказать что-то язвительное, вроде: «Передайте её девичеству, что мы смиренно просим позволить нам закончить», а потом выставить этого наглого посланца вон! Но прямо за спиной стоял мессир де Вийер – его старый воспитатель – и командующий вдруг вспомнил не раз повторяемое: «Унижение цепляется к тому, кто сам себя унижает». Стало ещё неприятней, чем было, но уже как-то не так – более стыдно… Поэтому, проглотив и раздражение, и злость, Бастард только хмуро буркнул:

– Сейчас буду.

Зло он сорвал на карте, скатав её, как совершенно бесполезную, потом швырнул на стол и, не говоря никому ни слова, вышел.

Во дворе Жанны не было. Но долго гадать, куда она могла деться, не пришлось. Сбежавшиеся со всех сторон слуги, пажи и кое-кто из горожан образовали внушительную свиту, следующую за девушкой, как растревоженный пчелиный рой. И теперь, галдя и беспорядочно размахивая руками, они направлялись к Трактирной улице, которая вела в мостовую башню над воротами святой Екатерины.

Бастард едва не застонал. «И чего ей не спится?!». Он прекрасно знал, что Жанна полночи провела за составлением письма Саффолку, поэтому и назначил своё совещание на рассветные часы, очень надеясь, что здоровый девичий сон избавит их от вмешательства и бестолковых советов. Но она, черт её дери совсем, словно железная! И подскочила, ни свет, ни заря, и посовещаться не дала, и теперь ещё, вон как вышагивает, не догонишь!

Малопочтенно командующий припустил по улице, тихо чертыхаясь всякий раз, когда налокотник цеплял за панцирь, разнося по туманной рассветной улице грохот его доспехов.

Жанна и вся её свита обернулись.

– Куда вы направляетесь? – переходя на шаг, спросил Бастард, стараясь, чтобы голос его не звучал слишком зло.

– Я хочу увидеть Турнель, – ответила Жанна.

– Для этого не обязательно идти к воротам. На набережной Сипьерр, с Водопойной башни всё прекрасно видно и не так опасно.

– Это далеко, – отрезала Жанна, проследив за его рукой, указывающей направление. – Я должна отправить своё послание Саффолку немедленно и попытаться убедить его уйти добровольно.

Бастард тяжело вздохнул. За все шесть месяцев осады он не чувствовал себя таким уставшим, как теперь, в эти последние сутки.

– Саффолк не уйдёт, – сказал он, как можно мягче. – Зато любой его лучник получит возможность выстрелить в тебя, особенно, при этом, не целясь.

Один из пажей Жанны, при этих словах испуганно заморгал и тронул её за локоть. Но девушка отрицательно покачала головой.

– Я должна.

Она смотрела в лицо Бастарду совершенно спокойно в противовес его раздражению. Как будто собственная убеждённость ставила её выше всякой суеты относительно осторожности, и, уж конечно, выше такой ерунды, как чьё-то мнение! Подбородок командующего закаменел под её взглядом. С минуту оба упрямо стояли друг перед другом, не похожие ничем, кроме этого упрямства, которое, тем не менее, превращало их почти в зеркальное отражение.

– Господь привёл меня сюда, он же отведёт и любую стрелу, – громко сказала Жанна.

– Ну, да.., конечно…

Бастард оглянулся на толпу, которая, едва он появился, держалась на почтительном удалении, и, понизив голос так, чтобы слышать его могла только Жанна, прошипел:

– Тогда пойдём, проверим.

Он первым зашагал по улице, не оглядываясь. Но про себя отметил, что паж Жанны его последние слова услышал и покраснел – причём, явно, не от гнева, а так, как краснеют, когда за кого-то стыдно.

Захотелось выругаться. Однако, непотребные слова, ни с того, ни с сего, застряли в горле. Бастард даже оглянулся на мальчишку. Господи, до того сопливый, что не разобрать, мальчик или девочка. На девочку-то, пожалуй, больше похож… А задел! Этим своим стыдом за него очень задел… Как будто он знает, что Бастарду и самому за себя безумно стыдно. И большая часть этого вызова, бравады, упрямства и раздражения вызвана одним только незнанием, как себя вести, потому что сидит в голове, неотвязно, письмо от Алансона, и эта строчка из него: «Вот тебе и семья, Жан…». И Жан знает – там, на башне, даже если какая-нибудь шальная стрела и долетит до них, он ни секунды не помедлит – закроет собой эту девицу – чего даже проверять не потребуется, потому что, потому что…

Мысли снова смешались, и Бастард глубоко втянул носом воздух.

Семья… До сих пор семьёй для него был этот город.

Ни дом Валентины Миланской, которая его откровенно не любила; ни двор; ни Шарль, который, хоть и любил его, как возможного собрата по несчастью, но, по той же причине, и сторонился… Нет! Здесь, в Орлеане, на него, по крайней мере, надеялись и, хоть как-то, в него верили… А теперь верят только в неё – спасительницу, посланную Богом и … сестру… Сестру?..