Дмитрий Романовский - Королевство Хатуту

Теперь были известны имена всех четырех белых, поскольку им пришлось по многу раз повторять их. Роже был старейшиной у белых. Лысого звали Бернар. Коренастого блондина с мешком звали Леон. Самый младший, брюнет с вьющимися волосами, был Мишель. Он был не намного старше Пал-Пола и подвижнее остальных белых. Они прошли через тенистую рощу и стали подниматься на гору, поросшую низкими деревьями и кустами. Проворный Мишель опередил толпу, взобрался на скалу, вынул из кармана шортов небольшой твердый черный предмет, и, повернувшись к толпе, приставил его к глазу. Люди, заинтересованно притихли. Раздался тихий щелчок. Люди снова двинулись вверх на гору. Мишель время от времени вынимал из кармана фотоаппарат, снимая людей, гору, некоторые растения. На одной из скал появилась горная коза. Один из воинов тут же поднял лук, натянул стрелу, но выстрелить не успел. Коза, увидев внизу толпу людей, скрылась. Козы умеют внезапно появляться и так же внезапно исчезать неизвестно куда. Поэтому охотиться на них трудно. Мишель успел сфотографировать козу. Появление козы очень заинтересовало белых. Они быстро и тихо заговорили между собой на своем непонятном шепелявом языке. Мишель сказал:

– Ни в одной записи не встречал.

– Еще одна загадка природы, – сказал Леон.

Роже заметил:

– Если и встречаются дикие козы в горах Новой Зеландии, то известно документально, кто и когда их туда завез.

Белые не стали спускаться в Каменную деревню. Они только осмотрели ее с горы. Отсюда же открывался вид на другую сторону океана. Роже поднял бинокль, осмотрел вокруг горы, а потом подошел к королю Намикио, подал ему бинокль, стал объяснять как им пользоваться, как регулировать видимость, поворачивая черный кружок. Король Намикио стал смотреть в бинокль. Его лицо озарила улыбка. Он долго смотрел в бинокль по сторонам, а люди, открыв рты, смотрели на короля. Наконец, Намикио протянул бинокль обратно Роже, а тот сказал:

– Намикио, это тебе. Мы друзья.

Намикио, держа бинокль в руках, спросил:

– Это мое?

– Это твое, – ответил Роже. – Это называется бинокль.

– Би-Оук-Ли, – повторил Намикио.

Роже сказал:

– Бинокль твой. Ты король. Бинокль твой, чтобы ты хорошо видел свое королевство.

И Роже перекинул через шею короля ремешок бинокля. И тут Намикио радостно по-детски рассмеялся и еще раз приставил бинокль к глазам.

Потом белые спустились в Долинную деревню, осмотрели каменные столбы в ущельи, о которых они уже раньше откуда-то знали. Мишель сфотографировал столбы. Бернар сказал:

– Возможно и так, следы преокеанской цивилизации.

– Не думаю, – возразил Роже. – Это же непрочные лавы. Учитывая климатические условия, это не тысячелетия. Не более двух веков.

Когда все вернулись в Большую деревню, белые стали прощаться, их ждали на очень большом каноэ. Но женщины принесли из своих домов еду в калабашах. Перед домом короля Намикио расстелили пальмовые и банановые листья, на которых женщины расставили калабаши, связки бананов, фрукты и камышовые корзинки с ягодами. Сам собой получился неожиданный пир. Четверо белых уселись на землю в окружении островитян, из которых каждый хотел поближе подсесть к белым. Воины попрежнему охраняли белых от приставаний островитян. Среди жителей Долинной деревни была и Ол-Мэй, с которой Пал-Пол всего один раз встретился ночью и тут же был выслежен Тибу-Товом и другими мужчинами. Пал-Пол издали следил за ней. К ней подсел белый брюнет Мишель, пытаясь заговорить с ней, хотя он явно не знал языка Хатуту. Вероятно, он спрашивал ее имя, и она что-то говорила ему, кокетливо улыбаясь. Пал-Полу это не нравилось. Белые с осторожностью пробовали предлагаемую еду, по примеру островитян набирая пальцами из калабашей квашеную пой-пой, жареных креветок, отламывали кусочки жареной рыбы, с явным удовольствием ели фрукты. Лысый Бернар после еды вынул из кармана баночку, вытряхнул из нее розовую пилюлю и проглотил ее. Пал-Пол тихо сказал Тав-Чеву:

– Подойди к матери и скажи ей, пусть подойдет к лысому, который Бернар, пусть скажет ему, что у короля болит после еды желудок. У Бернара, наверное, та же болезнь, что у твоего деда. Он после еды ест эти камешки. Видел? Может, он даст этих камешков деду, и дед поправится.

Тав-Чев тотчас дернулся бежать к Соу-Най, но Пал-Пол крепко держал его руку.

– Смотри, – сказал Пал-Пол. – Подойди только к матери. Скажи ей это и сразу же беги ко мне. Понял?

– Понял, – ответил Тав-Чев и побежал к Соу-Най, которая сидела неподалеку от отца.

Пал-Пол издали проследил, как Тав-Чев переговорил с Соу-Най. Она посмотрела в его сторону, поднялась, подошла к лысому, заговорила с ним. Тав-Чев, как и обещал, вернулся к Пал-Полу. Когда Соу-Най говорила с лысым Бернаром, Мишель обратил на нее внимание и тут же подсел к ней ближе, пытаясь подключиться к разговору, хотя явно не понимал, о чем они говорят. Наконец Бернар поднялся, подошел к королю Намикио, заговорил с ним. Некоторое время они говорили между собой, сблизив лица, потому что общий шум мешал разговору. Потом Бернар дал одну пилюлю королю, тот ее проглотил, и Бернар протянул баночку королю, объясняя как и когда пользоваться пилюлями. А Мишель продолжал сидеть рядом с Соу-Най, пытаясь говорить с ней на неизвестно каком языке. Она что-то отвечала ему, величественно улыбаясь. Он взял ее за руку, рассматривая ее браслет из кораллов и раковин. Пал-Полу это не понравилось. Но тут к Соу-Най подошла неотступная Ниуфат и уселась между Соу-Най и Мишелем. Белые сперва тактично избегали разговоров между собой на своем языке, но во время еды, почувствовав некоторую раскованность, стали обмениваться наблюдениями. Мишель сказал коренастому Леону:

– По моему, все эти разговоры о сексуальной свободе полинезийцев сильно приувеличены. Таитян, вероятно, развратили сами европейцы, а здесь, на Маркизах, они сохранили некую защиту от развращений.

– Не думаю, – ответил Леон. – Их одежда не располагает к целомудрию. Просто они сдерживаются при нас. Или ты думал, они станут совокупляться на твоих глазах, и ты будешь фотографировать? Как ты думаешь, у них настоящая татуировка?

– У некоторых настоящая, – сказал Мишель. – А иные молодые мужчины, по-моему, просто разрисованы. Вот, например, тот страшный, завернутый весь в тапу, который почему-то чуждается нас.

– А дети не разрисованы, – заметил Роже. – Только один мальчик разрисован. Я бы хотел с ним заговорить, но его почему-то к нам не подпускают, особенно тот, страшный.

После еды белые поднялись на ноги, и все тоже поднялись. Начался длительный процесс прощания. Все направились к берегу. Когда люди проходили мимо сточной канавы, некоторые мужчины стали ссать в канаву. Бернар, подойдя к канаве, всем своим видом показывая, что тоже хочет поссать, посмотрел вопрошающе на окружавших его мужчин. И мужчины тотчас выразительными жестами стали приглашать его к естественным отправлениям. Бернар явно стеснялся, стараясь ссать боком к толпе, прикрывая ладонью член, и при этом обоссал себе ногу. К нему присоединился Роже. Он ссал без стеснения, даже наоборот как-то демонстративно. Конечно, их тут же окружили тесной толпой. Всем было интересно, особенно женщинам, как ссут белые люди, как расстегивают, а потом застегивают свои шорты. Все двигались к берегу, процесс прощания продолжался. Белые люди говорили, дополняя жестами свои слова, что им очень понравилось в королевстве, и что они будут приезжать сюда еще и привозить много подарков. На берегу стали обмениваться головными уборами. Старейшины отдали белым свои роскошные головные уборы, получив взамен белые шляпы. Большое каноэ с двумя оставшимися людьми покачивалось на воде за прибойной волной. Четверо белых двинулись к воде. И тут женщины, уже освоившиеся в общении с белыми, расталкивая мужчин, с визгом стали бросаться на шеи четырем белым. Пал-Пол, все еще стоящий позади толпы, видел, как Ол-Мэй, его любимая девушка из Долинной деревни, повисла на шее брюнета Мишеля. Дарить было уже нечего. И тут Мишель, слегка отстранив Ол-Мэй, снял через голову свою рубашку и протянул девушке. Ол-Мэй, визжа от восторга, стала тут же надевать на себя рубашку, а Мишель, обнаженный по пояс, стал ей помогать. И тут остальные белые тоже стали снимать с себя рубашки и дарить людям. Мужчины тоже пытались заполучить чью-нибудь рубашку, но женщины с пронзительным визгом тянули рубашки к себе, и мужчинам пришлось уступить. Тогда белые стали снимать шорты, предварительно вынув из карманов нужные предметы. Затем очередь дошла до сандалий. И четверо белых мужчин в одних трусах, перепрыгивая прибойные волны, побежали к своему большому каноэ. Мишель в высоко поднятой руке держал над головой фотоаппарат. Люди вошли по колено в океан, глядя вслед белым, которые несколько неуклюже стали переваливаться через борт в свое большое каноэ.