Хелен Гилтроу - Расстояние

Йоханссон и глазом не моргнул. Разумеется, ему было об этом известно. С Чарли Россом ему приходилось иметь дело десять лет назад, и они встречались лишь однажды. Живым Росс их совершенно не интересовал, и смерть его ничего не изменила.

– Внутреннее наблюдение?

– Камеры.

– Связь?

– Стационарные устройства для заключенных. Разумеется, все прослушивается. Никаких мобильных телефонов.

– Сможешь раздобыть планы?

– Разумеется.

– А охрана? – продолжает Йоханссон.

Прошло два года, а я все еще могу читать его мысли по глазам. Мгновенно.

– Двойные стены по периметру, двенадцать метров над землей и девять ниже ее уровня. Электрический забор, колючая проволока, датчики тепла и движения. Круглосуточная охрана на вышках. Воздушные зоны отчуждения. Все подземные стоки отделены от основной канализации; все отходы, обработанные, протекают под периметром. Крыса не проскочит наружу.

– А внутрь?

– Туда никто не стремится попасть.

– Я стремлюсь. Ты сможешь помочь?

С большим трудом стараюсь сохранять спокойствие.

– Количество визитеров ограниченно.

– Я не об этом.

– Не об этом? Имеешь в виду удостоверение работника? Хочешь попасть внутрь в качестве охранника или надзирателя?

– Не то, – говорит он и внимательно на меня смотрит.

– Заключенного?

Он отводит взгляд.

Итак, опять работа. Хлесткий удар разочарования и жало иронии: работа, всего лишь работа, для этого ему нужны новые документы. Охранники и надзиратели составляют единую команду, подчиненную жесткому графику. Персонал очень хорошо защищен. Свободно перемещаться по территории могут только заключенные. Значит, он должен проникнуть туда в качестве заключенного, чтобы выполнить задуманное.

Внезапно меня охватывает панический страх.

– Это невозможно.

В ответ напряженный взгляд.

– Ты уверена?

Сейчас же положи конец всему этому. Просто закончи разговор, и все.

– Пройти на территорию с членами управляющей компании невозможно, взломать систему охраны мы тоже не можем. Она слишком хорошо защищена. Поверь мне, это уже пытались сделать.

– Пытались те, кто хотел выбраться оттуда, а не попасть внутрь.

Качаю головой.

Неловкая пауза затягивается, словно нам есть еще что обсудить. Наконец я нахожу в себе силы нарушить тишину.

– Это все?

Кивок.

– Что ж, если я еще тебе понадоблюсь, можешь воспользоваться этим номером.

Протягиваю ему визитку без имени, только телефон. Он пробегает глазами цифры раз, второй и возвращает. Вот так. Два года, и нам нечего сказать друг другу.

Убираю карточку в карман пальто.

– Пожалуй, я пойду.

Он даже не прощается.

Машину – не мерс, которым я пользовалась последние два года, а седан с номерами подставной компании – я оставила на соседней улице. Робби стоит рядом, прислушиваясь к каждому звуку, дыхание клубами вырывается из его рта в морозный воздух, седая голова чуть наклонена.

Прошел год с тех пор, как я последний раз просила его сделать нечто подобное, но он работает в системе с самого начала и знает правила. Он без звука и пристального взгляда открывает передо мной дверь. Опускаюсь на пассажирское сиденье, и горячая, сжимающая сердце боль наваливается на меня с полной силой. Тебе надо было остаться, надо было что-то сказать, спросить…

Я заставляю себя не думать. Не думать и не представлять, как Йоханссон стоит где-то там, в сумраке, и прислушивается к звукам работающего двигателя. Скорее всего, он уже ушел.

Мы принимаем обычные меры предосторожности, и я возвращаюсь в Доклендс уже в пятом часу утра. Здание, в котором я живу, выходит окнами на док Вест-Индия, севернее Кэнэри-Уорф. Когда-то здесь выгружали сахар, но сейчас от индустриального прошлого остались лишь пара монументальных кранов на причале и сам док – дрожащая водная гладь, периодически очищаемая от окурков и одноразовых стаканчиков из-под кофе, – низкие кирпичные постройки превратились в забегаловки и бары для туристов и служащих.

Все остальное новодел, а мой дом один из самых новых. Все сделано специально для нервных богатых жильцов: слишком просторные квартиры, серьезная охрана, перекрестная система видеонаблюдения. Я совершенно изолирована здесь от внешнего мира, у меня не бывает неожиданных гостей. Даже в такой час один охранник в униформе стоит на улице, другой в холле, за стойкой ночной портье наблюдает за мониторами. Мы киваем друг другу, когда я прохожу к лифту.

С сорок первого этажа вид открывается захватывающий – офисные здания Доклендса, низкие строения по берегам, переходящие в Лаймхаус-Рич, изгибы реки и очертания лондонского Сити. Сегодня я их не замечаю.

Неужели Филдинг разыскал его в далеком уголке мира? Кое-что случилось, сынок. Прямо на твоей улице. Или он сам решил вернуться и выяснить, зачем его искали? Его следующая работа связана с тюрьмой. Это кажется невероятным.

Меня вновь окутывает страх: нет сомнений, он попытается выполнить заказ.

Открываю дверь маленькой комнаты, которую использую как кабинет. Включаю компьютер, подключаю жесткий диск. Ввожу пароль, пробегаю глазами файлы и открываю один из них.

Щелчок, и на экране появляются пять цветных колец, одно внутри другого – внешняя охрана, внутренняя охрана, первая стена, узкая нейтральная полоса, затем вторая стена, – окружающих темную мрачную сердцевину. Навожу курсор и нажимаю на пустоту, сразу появляется сетка. Если щелкнуть по одному из квадратов, он увеличивается, на экране появляются детали: дороги, здания, клиники, центр обучения, футбольное поле. Еще щелчок, и перед глазами ажурная сеть канализационных труб и кабелей, тянущихся под улицами, словно вены под кожей. Доступа дальше у меня нет. Ходят слухи о подземных тоннелях и постройках, но во избежание эксцессов их не было ни на одном плане, который я когда-либо видела.

Еще щелчок, и на плане появляются иконки: хаотично рассыпанные синие ромбы, зеленые кружочки и желтые квадратики. Некоторые означают командные центры и наблюдательные пункты; другие указывают на места установки камер и подслушивающих устройств. Остальные я просто не смогла расшифровать.

Мы начали сбор данных о Программе и создание этой карты, когда проект был в стадии планирования. Сейчас он работает уже двадцать месяцев, но люди продолжают приходить. Только уже не ко мне, а к Крейги. Это не совсем та карта, которая им нужна. Скорее, это ответ на вопрос: «Можно ли оттуда выбраться?»

Ответ был ясен, когда Программа только создавалась: нет.

Но это не то, что нужно Саймону Йоханссону. Ему нужно что-то другое.

Я до сих пор не набрала номер Крейги. Но я звоню Филдингу.

Я пользуюсь секретной линией, которую никто не сможет прослушать. В ответ слышится невнятное ворчанье, но я знаю, что это он.