Роберт Холдсток - Лес Мифаго

— Но не из скрытой памяти!

— Точно, — кивнул Кристиан. — Ее история очень стара и очень знакома. Легенды о Гвиневре выросли из историй о предыдущей культуре, возможно даже из послеледникового периода или времени самого Урскумуга!

— И каждая из этих более ранних форм находится в лесу?

Кристиан пожал плечами. — Старик ничего не говорил, не скажу и я. Но они должны быть там.

— И какая у ней история, Крис?

Он посмотрел на меня странным взглядом. — Трудно сказать. Наш дорогой отец вырвал из дневника все страницы, на которых писал о ней. Я понятия не имею, почему, и где он их спрятал. Я знаю только то, что он рассказал мне. Опять устная традиция. — Он улыбнулся. — Она была дочерью младшей из двух сестер, юной воительницы, изгнанной в тайный лагерь в диких лесах. Старшая сестра стала женой одного из захватчиков, но она оказалась бесплодной, воспылала ревностью к младшей и украла ее ребенка. Ребенка спасли девять ястребов, или что-то в этом роде, посланные отцом. Ее переносили из леса в лес, по всей стране, и опекал ее сам Владыка животных. Став взрослой и сильной она вернулась, подняла призрака ее отца, и изгнала захватчиков.

— Не слишком много, — заметил я.

— Только отрывок, — согласился Кристиан. — Есть еще что-то, о блестящем камне и долине, которая дышит. Но что бы старик не узнал о ней, или от нее, он уничтожил.

— И почему?

Кристиан какое-то время молчал, потом добавил: — В любом случае легенды о Гуивеннет вдохновляли многие племена сопротивляться захватчикам: вождям Уэссекса, то есть бронзовый век, Стоунхендж и все такое; белгам, то есть железный век; или римлянам. — Какое-то мгновение его взгляд блуждал где-то далеко. — А потом она образовалась в этом лесу, где я нашел ее и полюбил. И она вовсе не была яростной; возможно старик не верил, что бывают яростные, жестокие женщины. Он наложил на нее свою структуру, разоружил и оставил беззащитной в лесу.

— Сколько времени ты знал ее? — спросил я, и он пожал плечами.

— Не могу сказать, Стив. Как долго меня не было?

— Дней двенадцать. А что?

— Всего? — Он, казалось, удивился. — Для меня прошло около трех недель. Возможно я знал ее очень недолго, но для меня это были месяцы. Я жил с ней в лесу, пытаясь понять ее язык, пытаясь научить ее понимать мой, разговаривая жестами и все-таки глубоко понимая ее. Но старик преследовал нас, даже там. Он не отставал — все таки она была его девушкой, и он был очарован ею не меньше меня. Однажды я нашел его, истощенного и испуганного, наполовину похороненного под грудой листьев на самом краю леса. Я приволок его домой и через месяц он умер. Вот что я имел в виду, когда сказал, что у него была причина напасть на меня. Я забрал Гуивеннет у него.

— И потом ее забрали у тебя. Стрелой.

— Да, спустя несколько месяцев. Я стал слишком счастлив, немного слишком самодоволен. Я должен был рассказать кому-то о своем счастье — ясно, что судьба этого не потерпела. Спустя два дня я нашел ее на поляне, умирающей. Может быть она бы и выжила, если бы я смог помочь ей, не вынося из ее из леса. Вместо этого я унес ее и она умерла. — Он посмотрел на меня с печальным выражением, которое, однако, сменилось решимостью. — Но если я вернусь обратно в лес, быть может я сумею породить ее мифообраз из своего подсознания… она будет несколько жестче, чем версия отца, но я опять обрету ее. Стив, если я буду искать, если найду энергию, о которой ты говорил, если проникну в самую глубокую часть леса, в центральный вихрь…

Я опять посмотрел на карту, на поле спиралей вокруг выгнутой поляны. — И в чем дело? Ты не можешь найти ее?

— Она хорошо защищена. Я был недалеко, но не смог перейти поле в двух сотнях ярдов от поляны. Я обнаружил, что хожу кругами, хотя был убежден, что иду прямо. Я не смог войти, и то, что там, внутри, не может выйти. Все мифаго привязаны к своим местам возникновения, хотя Сучковик и Гуивеннет могут ходить в любой уголок леса и даже на край пруда.

Но это же неправда. И порука — моя бессонная ночь. — Один из мифаго выходил из леса, — сказал я. — Высокий человек с невероятно ужасной собакой. Он вошел во двор и съел кусок поросенка.

Кристиан пораженно посмотрел на меня. — Мифаго? Ты уверен?

— Ну, не очень. Я понятия не имел обо всем этом, пока ты мне не рассказал. Но он сильно вонял, был очень грязен, очевидно жил в лесах много месяцев, говорил на странном языке и носил лук со стрелами…

— И бегал с охотничьей собакой. Да, конечно. Поздний бронзовый век или ранний железный, очень широко известная фигура. Ирландцы сделали из него Кухулина, своего национального героя, но он действительно один из самых могущественных мифаго, известных во всей Европе. — Кристиан нахмурился. — И все-таки я не понимаю. Год назад я видел его… и обошел стороной; он быстро таял, разлагался… и должен был быстро исчезнуть. Значит что-то кормит этого мифаго, поддерживает его.

— Кто-то , Крис.

— Но кто? — И тут, похоже, его осенило, глаза слегка расширились. — Бог мой. Я. Мой собственный рассудок. Старику потребовались годы, и, как я думал, мне потребуется еще больше, значительно больше месяцев в лесах, в полном одиночестве. Но оно уже началось, мое взаимодействие с вихрем…

Он побледнел, подошел своему посоху, прислоненному к стене, взял его и взвесил в руке. Потом внимательно оглядел его, касаясь пальцем отметок.

— Ты знаешь, что это означает, — тихо сказал он, и, прежде, чем я ответил, продолжил: — Она вернется. Моя Гуивеннет. Быть может она уже вернулась.

— Крис, не уходи немедленно. Подожди, отдохни.

Он опять прислонил посох к стене. — Я не осмеливаюсь. Если она образуется как раз сейчас, она в опасности. Я должен идти. — Он посмотрел на меня и извиняюще улыбнулся. — Прости, брат. Не самое веселое возвращение на родину.

Вот так быстро, после краткого мига объединения, я опять потерял Кристиана. Он не мог много говорить, слишком поглощенный мыслью о Гуивеннет, одинокой, пойманной в лесу, и не хотел, чтобы я знал его планы и надежды; а быть может он боялся потерять уверенность в своем безнадежном любовном предприятии.

Он собирал еду для похода, а я бродил по дому. Опять и опять он уверял меня, что уходит на неделю, самое большее на две. Если она в лесу, за это время он найдет ее; если нет, то он вернется и немного подождет, прежде чем попытаться проникнуть в более глубокие области и сотворить свое собственное мифаго. Через год, сказал он, многие самые опасные мифаго растают, перестанут существовать, и она будет в безопасности. Откровенно говоря мысли его были смутны, а его план — поддержать ее и дать ей действовать так же свободно, как и человеку с собакой — не подтверждался ни одной записью в дневнике отца, но Кристиан не собирался сдаваться.