Евгений Токтаев - Река Вечности (СИ)

На протяжении всей речи Эвмен внимательно смотрел на своего раба, лицо которого не выражало никаких эмоций. Когда Дракон закончил, кардиец отвернулся он него, снова взглянув на обелиск. Проговорил негромко.

-- Значит, такова вера твоих отцов и доныне?

Дракон не ответил.

-- Не могу сказать, что я хоть в чём-то не согласен с тем, кто установил этот обелиск, -- добавил Эвмен, -- кем бы он ни был...

-- Бог требует крови младенцев, -- сказал финикиец, -- могущественный бог. Господин ещё не убедился в его неодолимой мощи? Даже цари приносили на алтарь собственных новорождённых детей. В чёрные времена опасности Тиру, никто из них не роптал. Человек лишь червь. Кто посмел бы противиться воле Баал-Хамона?

-- Хочешь сказать, что когда мы осадили Тир, Адземилькар тоже...

-- Наверняка.

Кардийца передёрнуло. Он и прежде слышал много неприятного о богах "пурпурных", но полагал сие надуманным теми, кто недолюбливал финикийцев. Люди вообще склонны сочинять небылицы, наделяя чужаков наимерзейшими чертами и обычаями, однако теперь, стоя возле свидетельства оных, Эвмен чувствовал себя особенно погано.

-- Разве господин не знаком с поэмами Софокла, Эврипида и Эсхила? Забыл жертву Агамемнона в Авлиде? И многое иное, что рассказывают эллины о своих богах и героях?

-- Это было тысячу лет назад. Мир был юн и дик.

Дракон усмехнулся.

-- Мы сейчас как раз и пребываем в этом юном и диком мире. Как изволил заметить господин, "тысячу лет назад".

-- Откуда ты знаешь? Адар-Мелек говорил о временах Хирама...

-- Истину установить просто. Памятник сей воздвиг человек, чьё имя и поныне помнят в Тире. Звали его Горсиантеф.

-- Как?

-- Горсиантеф, -- повторил раб и добавил, -- если это имя произнести правильно, то звучать оно будет -- Херусиатет.

Эвмен вздрогнул.

-- Тот, кого Шинбаал назвал своим соправителем?

-- Да. Это по его приказу выбили надпись-предупреждение. А на северной стороне обелиска цари Тира писали свои имена.

Дракон вздохнул и по памяти перечислил:

-- "Я, царь Йаххурим, родил Шинбаала царствовать. Я, царь Шинбаал, родил Абд-Мардука царствовать. Я, царь Абд-Мардук, родил Адземелькара царствовать. Я, царь Адземилькар, родил Итту-Баала царствовать. Я, царь Итту-Баал, родил Аштарт-Мера царствовать..."

Дракон посмотрел на Эвмена и добавил:

-- Власть этой династии прервали дети Реки, фараон Сети. Однако после перерыва в столетие записи возобновились. И продолжались от Ахирама Великого до царя Эли-Улая.

Эвмен пошёл вокруг обелиска, всматриваясь в письмена. Остановился у северной стороны.

-- Здесь всего один ряд знаков.

-- Зрение не подвело господина, -- кивнул раб, -- здесь написано: "Я, царь Йаххурим, родил Шинбаала царствовать". И все.

-- Это значит...

-- Именно так. Благодаря этому обелиску мы можем знать, куда нас занесло. Во времена, когда Горсиантеф жив и здравствует. Он -- правая рука фараона Менхеперры. Господин слышал о нём?

-- Нет, -- честно сознался Эвмен, -- сказать по правде, о Египте я знаю только то, что писал Геродот...

Дракон покачал головой.

-- Сей муж повествовал о более поздних временах. И в рассказе его много небылиц.

-- Ты и его читал? -- удивился Эвмен.

-- Нет, но слышал кое-что от знатоков его "Истории". Господин забывает, что предыдущий хозяин своего недостойного раба не в каменоломнях содержал.

-- Ты же был его помощником в торговых делах, при чём здесь знатоки сочинений Геродота?

-- В торговых делах иногда пересекаются люди разных занятий, -- улыбнулся Дракон, в эту минуту ставший особенно похожим на змея.

Эвмен поморщился.

-- Ладно, отвлеклись. Так что ты знаешь об этом Менхеперре?

-- На моей родине, до сих пор в знатных семьях детям рассказывают о нём, хотя и минуло двенадцать веков.

-- Чем же он так знаменит?

-- Менхеперра совершил семнадцать походов в земли Ханаана, Сирии и Мидии, не потерпел ни одного поражения, ни разу не отступил. Он рассеивал воинства врага, десятикратно превосходящие его числом, создал могучее царство, которое соседи боялись даже спустя столетие после его смерти. Потому и помнят о нём. В наших летописях сказано: "Не осталось ни клочка земли, который бы не ограбил Менхеперра".

От внимания Эвмена не укрылась оговорка финикийца: "в знатных семьях", однако сейчас его заботили вещи куда более важные, нежели интригующая осведомлённость раба-секретаря в вопросах древней истории.

Великий полководец. Никем не побеждённый...

Прищурившись, Эвмен снова взглянул на острую, ослепительно сияющую в лучах Гелиоса вершину обелиска. На мгновение показалось, что над головой прошелестели огромные крылья, а через мгновение небритой щеки коснулось что-то невесомое, скользнуло вниз. Кардиец покосился себе на грудь: к хитону прилепилось пёрышко. Обычное белое пёрышко...

Два дня пролетели, как один миг. В делах и заботах Эвмен ни разу не присел передохнуть, и уж точно ему не довелось больше простаивать в задумчивости у подножия камня, коему боги присудили стать беспристрастным свидетелем вечности.

Шинбаала больше не допрашивали. Стратеги долго беседовали с Драконом, финикийскими триерархами во главе с Адар-Мелеком, с местными жрецами. С их помощью в головах македонян сформировалась довольно подробная и внушительная картина этого нового старого мира. Настолько внушительная, что Гефестион в тот же вечер нажрался до совершенно скотского состояния, а Парменион опустил руки, не имея ни малейшего понятия, что же ему теперь следует предпринять. Впервые в жизни он, сам себе удивляясь, твердил, как заведённый:

-- Александр... Надо ждать Александра...

Наконец, выведенный своим менее впечатлительным сыном из краткого постыдного оцепенения, старый полководец полностью погрузился в дела поддержания и укрепления дисциплины перепуганного войска. Он вернулся в лагерь возле Старого Тира и своим громоподобным рыком, не гнушаясь и кулаком, приводил в чувство малодушных. Их стремительно возраставшее число чудом удалось удержать на зыбкой грани, за которой уже никакие увещевания, никакие казни, не спасли бы войско от неминуемой катастрофы.

К концу пятого дня после События, Эвмен доковылял по постели, еле волоча ноги и моментально уснул. Однако сон не принёс долгожданного отдохновения. В царстве Морфея кардийца преследовали бесчисленные, донельзя странные образы. Он видел двух воинов, в полном облачении необычного вида. Прикрывшись щитами и потрясая копьями, они кружились один вокруг другого у подножия крепостных стен незнакомого, но явно очень большого города. Все вокруг в странной дымке. Неразличимы лица, не слышны звуки. Крылатая тень на стене. Он обернулся, но никого не увидел. Вязкая чернота подступила вплотную, обволокла его разум и утянула в бездну, где больше не было снов. До самого утра.