Алексей Кулаков - Великий князь

– Первое дело.

Подхватив со стоящего рядом с троном малого поставца свиток, великий князь небрежно повертел его в руках.

– Людишки розмысловые, коих воевода Бутурлин разослал по землям Камня Уральского и царства Сибирского, отыскали богатую серебряную руду.

Гуу!!!

Новость была куда как хороша!.. Потому что до сего дня не было у Руси своего серебра – приходилось скупать голландские талеры да иную серебряную монету, и перечеканивать из них свою деньгу. А тут!..

Бумц!

В моментально наступившей стараниями Бельского тишине хозяин державы продолжил, старательно давя насмешливую улыбку:

– А по берегам реки Миасс нашлось и самородное золото. Что присоветуете, бояре?

В этот раз Голове Думы пришлось изрядно поработать посохом, добиваясь тишины – уж больно возбудились бояре от таких перспектив.

– Второе же дело касаемо устроения казённых хлебных амбаров.

Родовитые тут же поскучнели, а троица князей так даже и моментально загрустила. Допустивший на сегодняшнем заседании изрядную промашку Пётр Иванович Шуйский, явно бодрящийся Иван Андреевич Шуйский и сильно похудевший в последнее время Федор Скопин-Шуйский – совсем не рады были царскому вниманию. Потому что не ждали от оного ничего для себя хорошего. Зато явственно встрепенулся молчавший до того митрополит московский и всея Руси Макарий, а вслед за ним проявил заинтересованность во взгляде и государь-наследник Димитрий Иоаннович.

– Из тридцати пяти к назначенному сроку будут полностью готовы лишь осьмнадцать. Ещё три достроят чуток попозже. Остальные же…

Новый свиток перекочевал с поставца в сильные мужские руки.

– Только ямы под основания и откопали.

Отбросив бумагу обратно, царь сжал резные подлокотники трона и ласково так осведомился:

– И как же это понимать?..

***

Стольник и кравчий великий литовский, каштелян трокский, староста белзский, ошмянский и пуньский, а так же – Глава Великого посольства Литовского, Юрий Ходкевич слегка нервничал. И одновременно, был преисполнен крайнего любопытства. Разумеется, подобная двойственность чувств у сорокадвухлетнего мужчины, опытного воина и политика, имела под собой очень веские основания: и первым из них были верные сведения о бушевавших в Боярской Думе прениях между сторонниками мира и приверженцами продолжения войны. Кто из них возьмёт верх, пока было неясно – особенно из-за того, что сам Великий князь Московии ещё ничего определённого не решил. Последнее литовского дипломата одновременно и тревожило, и давало определённые надежды: если бы государь московитов твёрдо хотел войны, то предложения мира отвергли бы сразу. Или нет? Ведь если подумать, то царским войскам тоже не помешало бы небольшое перемирие, дабы подтянуть свежие силы и основательнее укрепиться на захваченной земле. Вторым же основанием, вернее причиной крайнего любопытства, был старший из царевичей царства Московского. Какие о нем ходили слухи!..

– Оружие!..

Недовольно нахмурившись, родовитый магнат земли литовской невольно покосился на своё сопровождение, держащее на руках широкие серебряные блюда с дарами. Но всё же послушно и без малейших пререканий снял с себя оружейный пояс, одновременно наблюдая за тем, как его особо доверенных слуг быстро обыскали. Нет, конечно же глава великого посольства мог и возмутиться подобным гостеприимством… Но тогда аудиенции ему не видать как своих ушей.

– Прошу.

А увидеть того, о ком ходило просто дикое количество сплетён и совсем уж невероятных побасёнок, хотелось очень сильно – особенно в свете того, что сам Юрий Ходкевич был очень верующим человеком. Правда, с точки зрения католической церкви, не вполне хорошим христианином, ибо исповедовал лютеранскую ересь – но для юного православного царевича это обстоятельство должно было быть несущественным. Ему что католики, что лютеране, что кальвинисты – всё без разницы, все на одно лицо… Или нет? Всё же тринадцатилетний целитель, по слухам, был весьма религиозен – а значит, мог проявить некоторую предвзятость по отношению к нему?.. Отбросив несвоевременные размышления, каштелян трокский вошёл в распахнутую перед ним дверь, мимоходом огляделся, шагая за служкой, и замер, поражённый прямо в сердце – потому что зеркало, которое он увидел, было просто чудовищно больших размеров. В человеческий рост!!!

– Езус Кристос!..

Недоверчиво огладив гладкий подбородок и длинные усы, мужчина вгляделся в невероятно чистое отражение, в первый раз за всю свою жизнь так четко видя себя со стороны. Редкие нити седины в волосах, морщинки вокруг глаз, волевой и властный взгляд, гордая осанка… Ставшая ещё заметней и горделивей.

– А ну пшел.

Напомнив сквозь зубы слуге, позабывшему всё на свете при виде такой диковинки, его место (ишь что вздумал, рожу свою в зеркало совать!), родовитый шляхтич хватанул ладонью воздух рядом с левым бедром в поисках сабельной рукояти – и тут же вспомнил, что верная карабель осталась в руках дворцовой стражи. С некоторым трудом оторвавшись от своего изображения, достойный представитель рода Ходкевичей продолжил путь, успев подметить понимающую усмешку провожатого.

– Радный пан Юрий Ходкевич к государю-наследнику!..

Неторопливо проговаривая все положенные слова приветствия, мужчина откровенно разглядывал хозяина покоев, сразу же отметив для себя, что в одном слухи точно не врали – наследник престола московского был очень красив. Даже слишком красив! Нежная кожа лица и рук, аккуратно расчёсанная грива серебряных волос, ровные, и явно УХОЖЕННЫЕ ногти… Ха, да если бы не мужские одежды, царевича можно было бы перепутать и с царевной!..

– Нравлюсь?

Опомнившись и растерянно кашлянув от насмешливо-высокомерного вопроса, радный пан легко поклонился, скрывая тем самым возникшую неловкость – а затем и вовсе ненадолго отвернулся, подзывая одного из дворцовых служек (интересно, а куда делись его слуги?!..) с блюдом, на котором лежал первый дар:

– Сие чудо, государь-наследник, родилось в испанском Толедо, и проделало немалый путь…

Взяв в руки затейливо изукрашенный пояс, он слегка напоказ надавил на один из рубинов рядом с пряжкой довольно несуразного (и потёртого) вида.

Щелк!

И в руках литовского вельможи оказался уже и не пояс, а тяжёлая шпага в богатых ножнах. Наполовину вытянув клинок, блеснувший золотистыми коленцами булата (и подметив краем глаза, как к нему тотчас подшагнула дворцовая стража) он с небрежной гордостью добавил:

– С равной лёгкостью рубит и шелковый плат, и добрую кольчугу.

Вернув шпагу-пояс на блюдо, Юрий Александрович с немалым огорчением увидел, что его дар совсем не заинтересовал тринадцатилетнего царевича. Неужели в нем нет извечной мужской тяги к красивому оружию? К тому же немалой редкости, и возрастом едва ли не в сотню лет! Впрочем, никак не выразив охватившее его разочарование, стольник и кравчий великий литовский подозвал к себе второго служку с блюдом: