Рустам Максимов - Смерть князьям и ханам

— А что сказать, Сергей? — пожал плечами я. — Народ здешний мыслит категориями своего века — убивай, завоёвывай, грабь, порабощай. Фиговый листок демократии, лживые «права человека» и власть массмедиа здесь ещё не изобрели. Нам здешние расклады по-барабану, самим бы выжить, да домой свалить… Теперь-то, хоть, не сомневаешься, что мы в четырнадцатом веке?

— Да, какие, теперь, (цензура), сомнения, — шумно вздохнул майор. — Нет, будь нас, здесь, батальон спецназа с усилением, я бы, может, и подумал бы о планах по завоеванию отдельно взятой страны. Чтобы совесть на каждом шагу не мучила…

— Сотник Мирон спешит, за ним ещё один воин бочонок тащит, — услышав шум шагов за спиной, обернулся молчавший до этого Мышкин. — Литров на тридцать, похоже.

— Бояре, негоже самим мёд нести, неправильно то. Евдоким стащит до самых повозок, — догнав нас, произнёс сотник, кивая на сопящего под тяжестью груза ратника. — Весьма вы Ляксандра Андреевича порадовали, исцелив его побратима кровного, Кирилла Рыжебородого. Князюшка наш крепко огорчился, когда адовы душегубы исподтишка Кирюху поранили.

— Мирон, с этого момента давай поподробнее, — сразу же навострил уши я.

— Так я и молвлю: зимы три обратно Рыжебородый спас жизнь князю, вот с тех пор то они оба и побратимы, — удивлённо покосившись на меня, мол, неужели боярин не знает про кровное братство, уточнил Мирон. — Зело теперь рад Ляксандр Андреевич, когда вы спасли Кирилла от неминуемой смерти. Добрый ваш лекарь, ой как добрый.

— Всё, пришли. Евдоким, ставь бочонок на ящик, — жестом указав, куда водрузить княжеский дар, произнёс Стрельцов. — Всё, ратники, спасибо за помощь.

Слегка поклонившись в ответ, оба дружинника развернулись, и неторопливо пошагали обратно. Глянув на парней, я сразу же отметил, что Юра Вонг почти незаметно провожает удаляющихся ратников стволом лежащей на коленях винтовки. А Роман Скорохватов как бы невзначай поглаживает приклад пулемёта, удобно положенного, словно на бруствер, на ящик с дизель-генераторами.

— А мы здесь ужинать собрались. Присаживайтесь к костру, командир, вот, и оленина поспела, — кивнув на ящик с цинками, произнёс капитан Коваль. — Док, а что в бочке-то?

— …Вот такие у нас дела, товарищи, — закончил свой краткий рассказ о визите к князю наш командир. — Теперь мы являемся лучшими друзьями и верными союзниками дружины князя Александра Андреевича. Завтра он намерен продолжить свою поездку в Москву, а потом, не исключено, захочет завоевать полмира, имея таких союзников, как мы.

— Для начала Остею хорошо бы остаться в живых в самой Москве, — заметил я, принимая из рук Коваля свою папку с блокнотами. — Мы, если пойдём вместе с князем, то также окажемся в осаждённом городе.

— Артур Иванович, а сколько там, в Москве, народа погибло при взятии города Тохтамышем? — поинтересовался Кравченко.

— От двадцати до двадцати пяти тысяч, если верить некоторым современным историкам, — припомнил я прочитанное у одного скандально известного исследователя архивов и разнообразных старинных тайн. Уж очень всякие холёные либарастические профессора и прочие педриотические дятлы не любили того дядьку: он рубил историческую правду-матку сплеча, невзирая ни на лица, ни на красоту официальных версий нашей многострадальной истории. А эта правда — она иногда весьма страшная, словно сидящая на героине спившаяся проститутка пенсионного возраста, и нафиг никому не нужна. — Полагаю, что татары убили не менее пятнадцати тысяч жителей Москвы. Поэтому нам следует решить — полезем ли мы изменять историю, либо отсидимся где-нибудь в тихом уголке.

— Вечно, ты, Иваныч, вперёд батьки в пекло лезешь, — покачал головой майор. — Ладно, в главном ты прав: нам необходимо сделать выбор, от которого много что в мире может существенно измениться.

Сидящие у костра спецназовцы затихли, устремив внимательные взоры на Стрельцова. Стало слышно, как закипает в котелке вода, потрескивают угольки, вдалеке перекликаются дозорные, где-то в княжеском стане ржут лошади.

— Я не умею красиво сочинять всякую хрень, поэтому скажу чистую правду — я не знаю, как мы здесь очутились, и возможен ли путь обратно, — глухо зазвучал голос майора. — Не исключено, что мы не вернёмся отсюда домой, товарищи… Как командир, я несу ответственность за жизнь каждого из вас, поэтому, (цензура), никому не позволю сдохнуть хрен знает за чьи интересы в этой переделке!

Слушая Стрельцова, я машинально всматривался в лица спецназовцев, пытаясь определить психологическое состояние своих товарищей по несчастью. Поймав мой, вероятно, излишне наряжённый взгляд, сидевший прямо напротив капитан Коваль слегка усмехнулся, подмигнув в ответ. Да, не просто так Владимир получил свой позывной, напоминавший о неуязвимой фантастической боевой машине в человеческом обличии. На прошедшего кровавую мясорубку двух чеченских войн Коваля можно смело положиться в любой ситуации, он никогда не подведёт. Стоит Стрельцову отдать приказ, и Володя моментально превратится в того самого Шварца, именем которого арабские наёмники пугали в горах молодое поколение рекрутов-боевиков.

— С этой минуты приказываю считать, что началась мировая война, а мы находимся в автономном рейде в полном отрыве от основных сил. Почти каждый из нас проходил через подобные командировки, и большинство прекрасно знает, что и как, — железным тоном продолжал наш командир. — У каждого из нас, и у меня в том числе, дома остались родные и близкие. Думаю, что там им ничего не грозит, наоборот — командование обязательно окажет всяческую помощь нашим семьям. Если кто-то почувствует, что не в состоянии справиться с этим грузом, не предлагаю, а приказываю — обращаться ко мне, к доктору, либо к Артуру Ивановичу. Вопросы есть?

Понятно, что произнося столь проникновенную речь, Стрельцов, прежде всего, обращался к бойцам-срочникам, которым, безусловно, требовалась моральная поддержка со стороны более старших товарищей. Ну, и, в какой-то мере, слова майора касались лейтенанта Скорохватова, самого молодого из офицеров, а может быть — и меня. Остальные спецназовцы являлись достаточно закаленными в последних военных конфликтах мужиками, а кроме того, представляли собой спаянную дружбой, потом, и кровью боевую команду.

— Слышали, бойцы? — обернулся к одному из мехводов Степан Кравченко. — Не вешать нос, никто вас в обиду не даст, в рабство местным не продаст.

— Да мы и не вешаем нос, товарищ старший лейтенант, — не совсем уверенным тоном ответил Василевский. — Вот, только, мало нас…

— Мало? С чего это ты, Леонид, решил, что нас мало? — поинтересовался капитан Хабибуллин. — Говори смело, здесь все свои.