Александр Михайловский - Ветер с востока

Кстати, как говорит армейское шу-шу-шу про самого Александра Михайловича, маршал Шапошников, уже после того как выйдет из нашего госпиталя в Евпатории, станет Начальником Академии Генштаба, а исполняющий его обязанности генерал-лейтенант Василевский будет окончательно утвержден в должности Начальника ГШ. Скорее всего, это правильно. Теория — это его призвание. Есть у Бориса Михайловича при всех его достоинствах один маленький недостаток, полностью отсутствующий у Василевского. Нельзя при планировании операции не учитывать наличие транспортных коммуникаций и личности исполнителей. Такие ошибки дорогого стоят. Война-то, она не на картах идет, а на местности, а местность она штука суровая — ошибок не прощает.

Загнали тогда Вторую ударную по уши в болота, где вместо путей снабжения — две тропки. Вот и получили в итоге Мясной бор и тысячи трупов. А тут еще Власов, не к ночи будь помянут.

А сейчас сменили Власова на Черняховского, сдвинули полосу наступления на 20 километров к северу, оседлав железную дорогу, и вместо трагедии 2-й Ударной получили вполне успешное наступление.

После Луги, где нас, скорее всего, ждет 285-я охранная дивизия, — если ее еще оттуда не сняли под Мгу или Любань, — мы пойдем на Гатчину. А вот там уже начнутся настоящие танцы с саблями. Будем отсекать 50-й корпус от 28-го. Как сказал мой НШ: — "Пополам, потом еще раз пополам, потом еще… и так пока противник не будет тонко нашинкован". По дороге полюбуемся на то, что осталось от Сиверской и от штаба Линдеманна. Там, говорят, хорошо поработала наша авиация.

Все-таки сидит во мне диверсант. Старшие командиры противника в полосе моей операции должны быть или пленными или мертвыми. Врожденный немецкий пиетет в отношении начальства и чинопочитание имеют свою обратную сторону в виде полной утраты инициативы при непредвиденном изменении обстановки и потери связи. До получения первого осмысленного приказа сверху нижестоящее командование будет находиться в полном ступоре. Ничего, нам так проще. Правда, получив накачку из Берлина, немецкие генералы начнут метаться как наскипидаренные, но, как правило, к этому моменту уже ничего изменить нельзя. Вот так.

Сворачиваю карту и зеваю. Невыносимо хочется спать. Я заметил, что во время операций отсутствие нормального сна — это главная проблема. Времени в сутках катастрофически не хватает, и я всё опасаюсь, что случится что-то важное как раз тогда, когда ты спишь. Вот и сейчас, пусть даже мы и на марше, но где-то впереди головной дозор уже мог столкнуться с немецким заслоном. Поднимаю глаза. Напротив меня так же героически сражается со сном, по-бабьи положив подбородок на ладони, Алена. По ней видно, что она и гордится мной, и любит, и немного жалеет. Как говорится, все сразу.

В груди становится горячо. — Господи, все мы под тобой ходим! Впереди еще многие месяцы войны, хотя мы и будем изо всех сил стараться сделать ее как можно короче. Господи, если меня убьют, пусть у нее все будет хорошо!

Майор ОСНАЗ Сергей Александрович Рагуленко

В Лугу, где располагался штаб немецкой 285-й охранной дивизии, мы ворвались около двух часов ночи. К нашему счастью, укрепления на въезде в город были противопартизанскими, то есть, обычный блокпост фельджандармерии, сложенный из мешков с песком, усиленный двумя пулеметными гнездами. На этот раз без боя не обошлось. Немцы уже знали, что с юга к ним сегодня мог прийти только веселый полярный зверек, то есть мы. Едва головная машина приблизилась к немецкой заставе метров на сто, как оба пулемета блокпоста ударили по ней длинными очередями. Немного погодя к ним присоединился припаркованный чуть поодаль полугусеничный БТР. По броне моей командирской машины противно зацокали пули. Ну, если нас тут так встречают?

— Кандауров, — скомандовал я своему наводчику, — заткни их!

Старший сержант у меня мастер: два 100-мм осколочных снаряда — два разбитых вдребезги пулеметных гнезда. Правда, пылающий как факел БТР, который после первого нашего ответного выстрела попытался развернуться и удрать — это была уже не его работа. Следующая за нами машина приняла чуть влево, выйдя на встречную, и всадила немецкой жестяной коробке 100-мм осколочный снаряд в борт. Извращенцы. Там же броня такая, что со ста метров ее мосинка пробивает. А уж после нашего главного калибра… Кому-то довелось видеть консервную банку, по которой рубанули топором? Так вот, этот немецкий БТР был точь-в-точь, как та консервная банка.

Но мы не поперли дальше парадным ходом. Кто так поступает, тот до Победы не доживет, и Александер-плац не увидит. Засядет в руинах блокпоста какой-нибудь арийский герой с противотанковой гранатой или "теллер"-миной, и большего вам уже не надо.

Машины остановились метрах в двадцати от цели, за пределами дальности броска противотанковой гранаты, и матерящиеся парни в белых маскхалатах под прикрытием орудий и пулеметов попрыгали на снег — размять ноги.

Пара выстрелов в блокпост, короткая перестрелка, и путь дальше был свободен. Против регулярной армии, вооруженной артиллерией и минометами, годятся только траншеи полного профиля и никаких баррикад. Основные потери фрицам нанес третий снаряд, тот самый, который раскурочил бронетранспортер. Его осколки хлестнули по "героям рейха" с обратной директрисы в незащищенные спины. Да и было там этих героев не больше отделения, и ни у кого из них противотанковых гранат и мин не нашлось.

Обидно, однако, зря, выходит, останавливались, но береженых и бог бережет. А нам надо снова двигаться дальше. Смотрю на карту — блокпост немцы устроили там, где дорога проходит меж двух озер и раздваивается — левый путь ведет прямо в центр города на железнодорожную станцию, а правый обходит Лугу по восточной окраине и снова соединяется с трассой на Гатчину километрах в пяти севернее станции.

Нам налево. Докладываю обстановку генералу, и получаю добро. Пехоту на броню, в голову колонны становится приданный батальону Т-72. Подбить его из местного ПТО — это все равно, что подстрелить слона из мелкашки. Но отдаю на всякий случай приказ смотреть в оба, и вперед. Наша артиллерийская стрельба наверняка уже переполошила весь немецкий курятник, и теперь те, кому положено, спешат нам навстречу, а остальные с визгом удирают в сторону Гатчины, и нам их уже не догнать.

Танк лобовой броней сворачивает в сторону обломки бронетранспортера, и вот мы снова идем дальше, готовые в любой момент вступить в бой. Но ничего пока не происходит.

У въезда в город на железнодорожном переезде через линию Луга-Новгород еще один блокпост, пара больших грузовиков, и суета вокруг них. Мне это не нравится, и ради разнообразия я приказываю открыть по противнику огонь первыми, не дожидаясь пока они изготовятся. Один из грузовиков вспыхивает как факел, от второго немцы прыснули во все стороны словно тараканы. А вот и ПТО — при ярком свете видно, что к грузовикам прицеплены две небольших пушки, которые немцы сейчас лихорадочно отцепляют и пытаются развернуть в нашу сторону. А вот фиг вам! Очередь из автоматической пушки, следом — несколько пулеметных, и уцелевшие фрицы начинают, отстреливаясь, отходить, бросая такой важный рубеж обороны, как железнодорожная насыпь.