Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ)

Когда, вымыв руки, сажусь за накрытый Лидой стол, она усаживается напротив меня. Поднимаю глаза, и вижу ее заботливый, слегка встревоженный взгляд. Чует, что со мной не все в порядке, но допрашивать не торопится. Хорошая мне все же досталась жена: не терзает вопросами, понимая, - все, что нужно, расскажу сам. Привыкли мы уже полностью доверять друг другу, ведь какая иначе семейная жизнь?

Вся моя накипевшая злость куда-то улетучивается. Быстро доедаю обед, встаю, пододвигаю стул и сажусь рядом с Лидой, обнимая ее за плечи и прижимаясь щекой к ее щеке, вдыхая запах ее волос... Так не хочется вываливать на нее груз своих проблем, но - надо! Нельзя таиться друг от друга.

- Боюсь я, Лида... - тихо шепчу ей на ухо.

- Боишься? Чего? - она берет мою голову в ладони и пристально смотрит прямо в глаза.

- Назревает большая драка в партии. Зиновьев и Каменев хотят отобрать большинство в ЦК и в Политбюро у Сталина, Рыкова и Томского. Недовольных результатами нашей политики среди партийных работников немало, и новая оппозиция старается объединить их вокруг себя, - начинаю объяснять жене причины своего беспокойства. - Но еще хуже то, что они стараются использовать карьеристские элементы в местных парторганизациях, по существу обещая им создать в ЦК своего рода "губкомовское большинство". А состав делегатов съезда фактически формируется как раз на уровне губкомов, так что от их позиции будет зависеть очень многое. Не хочется мне что-то проверять на деле, что станет с партией, когда ее руководство превратится в союз губернских секретарей, - осторожно высвобождаю свою голову из нежных рук Лиды и снова прижимаюсь к ней щека к щеке.

- Погоди! - она отстраняется немного и снова пытается заглянуть мне прямо в глаза. - У тебя, там - так и было?

- Нет, - качаю головой, - у нас Сталин оставался генсеком ЦК, и за четыре года обеспечил такой подбор партийных кадров на местах, что мог не бояться никакой оппозиции. Явное большинство делегатов съезда и все местные делегации, кроме ленинградской, гарантировано шли за большинством ЦК и лично за Сталиным. А теперь у оппозиции есть немалые шансы если и не переиграть большинство, то уж выторговать у него значительные уступки. При этом Зиновьеву с Каменевым как раз ничего не светит, а вот губернские секретари могут отхватить себе, в обмен на поддержку большинства, немалые посты в центральном руководстве и едва ли не решающее влияние на общепартийную политику. - В дальнейших рассуждениях необходимости не вижу. Главное сказано.

Лида, умница, тут же схватывает существо моих опасений:

- Это что же, ЦК может стать таким... такой... - она пытается на ходу подобрать точное слово, - такой местнической лавочкой?

- Станет, - киваю в ответ, - если большинство не сумеет переломить ситуацию. Главное - исключить саму возможность торга за руководящие посты под обещания "правильного" голосования на съезде, чтобы не превратить это в регулярную практику.

- Но ведь наши партийные чинуши точно станут торговаться! - с негодованием восклицает моя жена. - Что я их, не знаю, что ли?

- Вот и я не представляю, как большинству ЦК удастся избегнуть необходимости договариваться с руководителями губернских и республиканских делегаций на съезде, - тут у меня, по так и не изжитой вредной привычке, вырывается тяжелый вздох.

- А что же делать? - Лида явно расстроена нашим разговором.

- Как ты понимаешь, повлиять на позиции делегатов я не могу. Но вот с некоторыми крупными фигурами, сочувствующими оппозиции, можно было бы поработать. Вот я и попробовал сегодня поговорить с Крупской...

- И что? - не выдерживает даже короткой паузы жена.

- И ничего. Плохой из меня дипломат, - в раздражении дергаю щекой.

Но делать нечего, я должен попытаться оторвать наркома финансов от оппозиции, иначе потом буду есть себя поедом за упущенную возможность. Вот только как к нему подойти?

- Лида, а среди круга знакомых Михаила Евграфовича не может найтись кто-нибудь, кто близок с Сокольниковым? - жаль, сам Осецкий с Сокольниковым лично нигде не пересекался.

-Так папа сам у него служил! - тут же вырывается у моей жены.

- Где? В Наркомфине? - спрашиваю немного удивленно.

- Почему в Наркомфине? - теперь настает ее очередь удивляться. - Папа в девятнадцатом и в двадцатом несколько месяцев служил военкомом дивизии у Сокольникова в 8-й армии.

Да, точно, Сокольников же командовал этой армией, когда она взяла Ростов-на-Дону и Новороссийск. Помнится, он тогда еще обвинил 1-ю Конную в грабежах и мародерстве.

- Военкомом дивизии? - переспрашиваю вслух. - Так мы с ним, небось, в одном звании?

- В Красной Армии званий нет! - с легкой ноткой раздражения напоминает мне супруга. Да, это я маху дал. Вроде бы уже не первый год здесь, а вот поди ж ты...

- Виноват, в одной должностной категории, - тут же поправляюсь.

- Папу по возрасту даже на воинский учет не поставили, - поясняет Лида.

Когда дома появился Михаил Евграфович, уговорить его связаться с Сокольниковым стоило немалых трудов.

- Кто он, а кто я? - отбивался он от моей просьбы. - Да ведь даже и телефона его не знаю, ни служебного, ни, тем более, домашнего.

Домашний телефон и я тоже не знал, а вот служебный с готовностью продиктовал своему тестю, под обещание, что он завтра же с утра непременно свяжется с Григорием Яковлевичем:

- Хотя у нас чинопочитание уже глубокие корни пустило, но не думаю, что Сокольников от своего боевого товарища по гражданской отвернется, - втолковываю ему. - Тем более, что вы у него отнюдь не рядовым служили.

Долго ли, коротко ли, но на третий день Михаил Евграфович все же созвонился с наркомом финансов и уговорил его принять меня для приватной беседы.

В назначенное время подъезжаю к Сокольникову домой. На звонок дверь открывает изумительно красивая молоденькая еврейка. Так-так, значит, наш нарком уже успел жениться третий раз. И новую жену его зовут...

- Здравствуйте, Галина!

- Мы, кажется, незнакомы? - без тени смущения или кокетства, но с очень серьезным выражением на лице спрашивает она.

- Я-то с вами точно знаком, но до сих пор, увы, лишь заочно, - делаю намек на комплимент, а затем поясняю:

- Григорий Яковлевич любезно пригласил меня встретиться.

- Гаря! Это к тебе пришли! - кричит Серебрякова, повернув голову так, чтобы ее голос долетел вглубь апартаментов. И, обращаясь снова ко мне:

- Проходите, пожалуйста.

Разговор, как я и опасался, не заладился с самого начала. Едва я успел заявить, что опасаюсь нежелательных для Сокольникова последствий выступления вместе с оппозицией, как он резко прервал меня:

- Кто вас подослал? Куйбышев? Сталин? Так скажите им, что я своими политическими убеждениями не торгую!

- Конечно, не торгуешь! Ты их просто разбазариваешь! - от злости на себя и на упертого наркома перехожу на "ты" и на повышенный тон. - Ради сомнительного удовольствия публично облаять лично тебе неприятных людей ставишь под удар все, что было сделано тобой самим в ходе денежной реформы! Выскажу, значит, все, что думаю, а там - хоть трава не расти! Пусть горят синим пламенем и сбалансированный бюджет, и устойчивый рубль! Так, что ли?! - чтобы не сорваться на крик, шиплю, как рассерженный кот.