Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ)

- Я представляю не только ВСНХ, - чуть улыбаюсь, вспоминая весь букет своих должностей, - приходится по должности еще заседать в коллегии Комитета трудовых резервов Наркомпроса, в коллегиях Госстандарта и Госкомитета по науке и технике.

- Трудовых резервов? - переспрашивает Антон Семенович. - Если вы о превращении коммуны в Фабрично-заводскую семилетку, то от этой идеи я действительно не в восторге.

- Что вы, - улыбаюсь еще шире, - мои планы не вписываются в столь убогие рамки. Насколько я в курсе, среди тех пунктов, на которые нападают ваши недоброжелатели, значатся: использование принуждения, применение наказаний, строгая дисциплина, употребление таких понятий как долг и честь. И вам приходится защищаться, оправдывая все эти элементы вашей педагогической практики. Так?

- Так! - подтверждает Макаренко.

- А не лучше ли будет перейти от защиты к нападению, представив дело таким образом, что все эти элементы окажутся не просто желательными, а прямо-таки совершенно необходимыми и обязательными? И не думайте, что перейти в наступление вам предстоит, что называется , голой грудью на пулеметы. Нет, в наступление вы пойдете при поддержке орудий такого крупного калибра, как РВС СССР и ОГПУ СССР.

- Что? Это, простите, каким же образом? - в глазах заведующего колонией не только мелькнуло удивление, но и зажегся огонек интереса.

- Предлагаю вам возглавить организацию на базе нескольких детских трудовых коммун Центров допризывной подготовки Наркомвоенмора и ОГПУ.

- Да, но с превращение детских коммун в подобные военизированные организации придется распрощаться с самоуправлением. Боюсь, в таком случае и руководство воспитательным процессом уплывет из моих рук и перейдет к военным, - немедленно возражает Макаренко.

- Вот как раз этого хотелось бы избежать! - восклицаю с искренней горячностью. - Полагаю, основы организации вашей коммуны должны остаться в неприкосновенности. Надо лишь расширить подготовку сверх программы всевобуча для младших возрастов, дав им возможность ознакомиться с различными военными специальностями. По результатам надо будет провести отбор наиболее склонных к военному делу и при переходе их в старшие возраста перевести в своего рода кадетские классы, с настоящей военной дисциплиной и военным обучением, скажем, на два года. При этом воспитанники этих классов смогут принимать участие в жизни остальной коммуны, в том числе и в хозяйственных работах, и в органах самоуправления. Но внутри военных классов самоуправления, конечно, не будет. Полагаю, ваш брат поддержал бы такую идею, - при последних словах Антон Семенович вскинул на меня глаза, тоскливо вздохнул, но, убедившись, что я вовсе не собираюсь ставить ему брата в укор, несколько раз кивнул. Тем не менее, выражать полное согласие он вовсе не спешил:

- Конечно, такая военизация детских коммун снимет многие вопросы. Да и заполучить поддержку столь сильных ведомств тоже заманчиво, - проговорил Макаренко. - Но ведь это будет основанием если и не охаять совсем мой опыт, то объявить его пригодным лишь вот для таких узкоспециальных рамок. И под таким благовидным предлогом в обычные детские воспитательные учреждения его не пустят.

- Так вас и без того травят со всех сторон! Что же лучше - сохранить и закрепить достигнутое вами, пусть и на ограниченном поле, но всяко шире, чем сейчас, или изнемочь в непосильной борьбе с бюрократической гидрой Наркомпроса, и, в конце концов, быть отстраненным от воспитания детей? - задаю вопрос в такой форме, которая подразумевает лишь один возможный ответ. - Понимаю, что в моем предложении заключен своего рода компромисс, но без компромисса не приобрести сильных союзников, которые позволят вам не превратиться в бессильного свидетеля гибели дела вашей жизни.

- А почему с таким предложением ко мне приходите вы, зампред ВСНХ, а не представители Реввоенсовета или ОГПУ? - вдруг спохватывается Антон Семенович.

- Не беспокойтесь, с Фрунзе и Дзержинским этот вопрос вчерне уже согласован, - усмехаюсь в ответ. - Их я уговорил, теперь осталось уговорить вас.

А дальше вопрос перешел уже в практическую плоскость. Мы ломали копья по поводу изменений в штатном воспитании, прав и обязанностей военных инструкторов, добавочного финансирования и снабжения материальными пособиями, форм взаимодействия с Осоавиахимом. Коснулись и дальнейшей судьбы воспитанников военизированных классов.

- Эти классам надо придумать яркое имя, созвучное эпохе, - заметил Макаренко. - Если не придумаем, кто-нибудь и в самом деле приклеит к ним кличку "кадетских", а по нынешним временам это способно опорочить весь замысел. И мы ведь не замкнутую военную касту пестовать собираемся?

- Разумеется, нет. А насчет названий... Для тех, кого будем готовить в ОГПУ, можно назвать школой юных дзержинцев. А для РККА - фрунзенцев. Думаю, их выпускники должны направляться для прохождения срочной службы непременно в кадровые части и быть первыми кандидатами на курсы младших командиров, а затем и в училища. Но и для тех, кто не выберет военную стезю, у меня есть хорошие идеи...

- Какие же? - живо интересуется Антон Семенович.

- Мне кажется, рутинное, серийное производство, да еще на низком техническом уровне, - это не совсем то, что подходит для целей воспитания в детских трудовых коммунах. Детям надо дать в руки что-то более увлекательное. Поэтому хотелось бы развернуть в этих коммунах опытно-экспериментальное производство под эгидой Государственного комитета по науке и технике. И, чем черт не шутит, может быть, дорастем и до детских конструкторских бюро? - пытливо слежу за реакцией своего собеседника.

- Да, умеете вы соблазнительные перспективы рисовать, - широко, от души, улыбается Макаренко. - Дети, уверен, могут горы своротить. Если будет материальная база, то они вам и аэроплан в небо сами запустят!

- Что вы, что вы, - в шутливом испуге отмахиваюсь от него руками, - я не склонен ограничиваться столь приземленными замыслами. Как вы смотрите, например, на исследования космического пространства реактивными приборами?

Сегодня с утра, отпросившись предварительно у Дзержинского, и выпросив полдня для Лиды у Мессинга, очередной раз отправляемся вместе с ней в женскую консультацию при родильном доме N7 подотдела охраны материнства и младенчества Мосздравотдела на Большой Молчановке. Этот родильный дом носит имя Г.Л.Грауэрмана, хотя сам Григорий Львович вряд ли вообще там бывал - до самой своей смерти в 1921 году он заведовал Лепехинским родильным домом на Покровке.

Весенняя Москва радует глаз хорошей погодой, и мы с ней решаем пройтись пешком по Тверскому и Никитскому бульварам до самой Большой Молчановки. Бульвары в это время еще не слишком оживленные - пожилые дамы из "бывших", в маньтильях и черных кружевных наколках на седых головах, уже возвращаются в окрестные переулки, выгуляв своих комнатных собачек, а им на смену постепенно появляются няни с детьми, шумно оккупирующие песочницы. По всему Тверскому бульвару от памятника Пушкину до памятника Тимирязеву протянулись буквально только что сооруженные книжные киоски в виде башен, избушек и теремов. Книжная торговля проходила под сенью идеологически правильных лозунгов: "Не хочешь господских уз - заключи с книгой союз!", "Книги читай - ума набирай!" и далее в том же духе. Привлекательной стороной этих киосков была возможность приобрести книги со скидкой от 20 до 50 процентов. В конце бульвара, у памятника Тимирязеву, облаченному в строгую мантию Оксфордского университета, собирались букинисты. Ученый спокойно взирал с высоты пьедестала, они раскладывают книги по стопкам в зависимости от цены: в одной стопке все книги по 5 копеек, в другой - по 10 и т.д.