Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ)

- Что же касается экономической части платформы, то оппозиция пугает нас перечислением экономических трудностей. Но уж сидящих в этом зале подобным перечнем не испугаешь - мы тут каждый день имеем дело с хозяйственными проблемами всякого рода, - по залу прокатились смешки. - Мы взяли недостаточный темп развертывания промышленности? Может быть, но подскажите тогда, где изыскать средства, чтобы увеличить капитальные вложения! Правда, один рецепт нам предлагают, уже давно тиражируемый Преображенским и Пятаковым: усилить нажим на деревню и поднять с этой целью, как обложение крестьян, так и промышленные цены, ликвидировать частный рынок хлеба, да и частный рынок вообще. Хороший рецепт - в самый раз, чтобы вызвать крестьянскую "хлебную стачку". И, видимо, чтобы пугнуть посильнее, нам преподносят совсем уж чудесные перлы, вроде утверждения, что кулацкая прослойка, составляющая 6% деревни, держит в своих руках 53% товарного хлеба! Конечно, активность кулака и частного торговца на хлебном рынке растет, и с этим надо считаться. Но любые, сколько-нибудь опирающиеся на факты оценки не дают им более 20%.

- В чем я вижу наибольшую опасность выступления оппозиции? - опять обращаю свой вопрос к залу, и сам отвечаю на него. - В том самом пункте, который оппозиция сделала центральным в своей платформе - в вопросе о внутрипартийной демократии. Почему мы в годы гражданской войны допускали свободу фракций и группировок, и почему сейчас мы не можем позволить себе такой роскоши? - к столь открытой и резкой постановке вопроса представителем партийного большинства мои коллеги не привыкли, и уровень шума в зале пополз вверх.

- Потому, что тогда партия была относительно немногочисленной организацией, в которой безраздельно господствовал авторитет крепко спаянной группы товарищей с дооктябрьским и даже дофевральским стажем. Поэтому любые разногласия, даже по таким коренным политическим вопросам, как, например, вопрос о Брестском мире, глубоко расколовший РКП(б), не подрывали единства действий партии, - оглядываю зал. Затихли, слушают внимательно. - Однако с тех пор партия значительно выросла количественно, и, кроме того, превратилась в единственную правящую партию, более того - в единственную политическую партию вообще. И как такая единственная партия она неизбежно испытывает влияние настроений различных классов и социальных слоев. В этих условиях представители враждебных нам классов и политических течений неизбежно будут пытаться действовать единственным оставшимся для них способом - так или иначе повлиять на политику ВКП(б).

- Разрешить в подобной ситуации свободу фракций и группировок, значит, создать лазейки для политической организации нашим противникам. Они будут всячески поддерживать любое оппозиционное выступление, даже самое архиреволюционное, рассчитывая таким образом внести смуту в наши ряды, поколебать необходимое нам единство действий в борьбе за социалистическое преобразование страны. Некоторые товарищи делают из такого умозаключения простой вывод - оппозицию давить, как врагов революции, и дело с концом, - энергично рублю воздух ладонью, а по залу в который раз прокатывается волна шума, сопровождаемая нервными усмешками.

- Такое простое решение, однако, является категорически неверным. Уже отмечаются случаи, когда любое критическое выступление объявляется "оппозиционной вылазкой", - на эти слова реакция довольно оживленная. - Однако свобода критики внутри партии является непременным условием выработки правильной политики. Принятые решения могут устареть или не выдержать проверки практикой. Поэтому каждый член партии не только имеет право, но и обязан участвовать в совершенствовании нашей партийной политики. А это значит, что каждый из нас имеет право критиковать не только частные ошибки и недостатки, но, если находит это необходимым, и генеральную линию, и Программу, и Устав! - вот после этих слов шум в зале взлетает до потолка.

- Да, товарищи, вы не ослышались. Но точно так же, как мы должны обеспечить право на критику, мы ни в коем случае не будем признавать "права" за кем бы то ни было брезгливо поворачиваться спиной к принятым партией решениям, саботировать и срывать их исполнение. Если вы видите в этих решениях недостатки - критикуйте, предлагайте на суд партии шаги по исправлению этих недостатков. Но если вы считаете себя членами партии, вы обязаны честно работать для проведения в жизнь линии, принятой большинством партии! Таких членов партии, которые принимают к исполнению лишь те решения, что отвечают их личным вкусам, а остальные забалтывают, - мы в своих рядах не потерпим. При всей свободе критики партия - не дискуссионный клуб, а боевая организация, спаянная единством воли! - эти последние слова как будто срывают вихрь аплодисментов, прокатывающихся по залу.

- Тем более мы не будем терпеть создания внутри партии фракций и группировок, руководствующихся не партийными решениями, а собственной платформой, не партийным Уставом, а фракционной дисциплиной, и ведущих систематическую борьбу, направленную на срыв линии партийного большинства. Вы кричите о бюрократическом перерождении партии - а что вы сами сделали для борьбы с бюрократизмом? Вы использовали авторитет партийных организаций, профсоюзов, контрольных комиссий, рабоче-крестьянской инспекции, советской прессы для борьбы с теми явлениями, что мешают социалистическому строительству? Потерпев первое поражение, не опустили ли вы руки, вместо того, чтобы апеллировать к вышестоящим инстанциям, вместо того, чтобы завоевать на свою сторону поддержку большинства партийного, комсомольского, профсоюзного актива? - стараюсь сдержать нарастающий эмоциональный накал выступления и перевожу дыхание после столь взволнованного монолога. - Разумеется, добиться этого стократ труднее, чем присоединяться к обывательскому брюзжанию по углам, смакующему наши недостатки и стенающему о перерождении Советской власти под прикрытием якобы "левой" фразы. Но нас фразами не купишь. Мы - партия работающая, а не болтающая, иначе нам грош цена! - снова аплодисменты, и под их шум схожу с трибуны в зале заседаний.

Весь вечер и часть ночи сижу потом над правкой стенограммы, чтобы она успела выйти в завтрашнем номере, решительно отбивая поползновения редактора "Торгово-Промышленной газеты" (органа ВСНХ) смягчить некоторые формулировки. Дзержинского нет - его Политбюро своим решением загнало на несколько дней отдохнуть в Подмосковье, и отбиваться приходится самому, не опираясь на авторитет Феликса Эдмундовича.

Сегодня, наконец, заканчивается моя каждодневная беготня на Большую Молчановку, к родильному дому имени Грауэрмана. Все, забираю Лиду вместе с сыном домой. Лида вчера вечером позвонила и сообщила, что завтра ее выписывают. Сама позвонила: у них прямо в палате телефон есть. Редкая по нынешним временам роскошь - далеко не каждое учреждение может похвастаться, что у них все кабинеты телефонизированы. Да, с этим роддомом нам повезло. Хотя территориально мы к нему не относились, но кто откажется принять роженицу, которую привозит сам заместитель председателя ОГПУ?