Вячеслав Сизов - Мы из Бреста. Рейд выживших

Главнокомандующий германскими Сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. фон Браухич на совещании начальников штабов групп армий 25 июля заявил: «Своеобразие страны и своеобразие характера русских придают кампании особую специфику. Первый серьезный противник».

Нашим планам на 25 июля сбыться было не суждено. За нас все решила природа. Под утро зарядил проливной дождь, шедший, практически не переставая, весь световой день. На природу мы в обиде не были, наоборот, радовались ее слезам. Она дала нам лишний день на приведение себя в порядок и фильтр лагерей. Не повезло только моим егерям и разведчикам. Они совместно с десантниками Левашова вели разведку противника в направлении Бабино, Хим, Долгорожской Слободы. Не оставили своим вниманием и Жлобинское направление.

Я же дал себе возможность отдохнуть и привести дела в порядок. Тем более что из Слуцка вместе с летчиками приехала Галина. Отдыхом это назвать, конечно, трудно, но тем не менее, пока все усиленно на меня впахивали, составляя необходимые документы и под бубнение Никитина перепечатывали на машинке мои рукописи, я успел активно поработать над захваченными в штабе 53-го армейского корпуса картами и документами, искупаться, сменить белье и даже выпить кофе с коньяком в компании с красивой женщиной. Правда, длилось это недолго, всего несколько часов. Потом нас снова закрутили дела и заботы. В том числе и Никитин, принесший для подписи и вычитки подготовленные бумаги. Ночью они с очередным бортом должны были улететь в Москву. Среди подготовленных документов были «Положения о штрафных батальонах и ротах и штатах штрафного батальона, роты и заградительного отряда действующей армии». Ничего нового выдумывать не стал, просто использовал послезнание истории. Аналогичные Положения были введены в действие Приказом НКО № 298 28 сентября 1942 года, но мне ждать было некогда. Тут куча народа освобождена из лагерей, и нужно было обеспечить им правовой статус. Поэтому я и поторопил историю. Очень надеюсь, что в будущем историки, занимающиеся начальным периодом войны, не будут на меня за это бочку катить и с грязью не сильно смешают, рассказывая о кровожадном представителе «гэбни».

Долго этим заниматься тоже не пришлось, вернулась разведка. Она сообщила, что напротив нашего плацдарма в Бабино расположился немецкий пехотный батальон, имевший в качестве усиления несколько минометных и артиллерийских батарей. Многие из солдат противника ранены. Окруженный постами и дозорами, он, успокоенный нашим бездействием и плохой погодой, активности не проявлял и приводил себя в порядок – отмывался, стирался и отъедался. Делал он это поротно, держа напротив наших позиций минимум несколько рот и батарею, периодически обстреливая плацдарм из орудий и пулеметов. Грешно было этим не воспользоваться, тем более что нам был известен подземный ход из крепости на другой берег, выводивший нас во фланг и тыл позиций врага. По нему и направились два батальона десантников брать гитлеровцев за загривок. С чем успешно справились, но нашумели, и пришлось им с боем брать в довесок Химы и Долгорожскую Слободу. Здесь их с наказом закопаться как можно глубже сменили штрафники, а на Жлобинском направлении бойцы 121-й дивизии. В связи с этим пришлось и мне менять свои городские апартаменты на деревенский дом. Вместо меня комендантом города стал бывший старший унтер-офицер императорской армии, а ныне командир 47-й кавдивизии генерал-майор Андрей Никанорович Синельников. Кстати, во время Гражданской он командовал эскадроном в 6-й Чонгарской кав. дивизии, той самой, командиром которой был Константинов.

Вместе со мной в Бабино передислоцировалась наша штабная колонна и «старая гвардия» – снайперы, егеря, «панцерники», противотанкисты и тяжелый артдивизион. Надежды на то, что немцы нас утром не тронут и дадут коридор до линии фронта, не было. С рассветом по-любому в бой пойдут и прорвут позиции штрафников, как тузик грелку, затем примутся за нас. В этом меня поддерживал и полковник Левашов, бойцы которого занимали позиции справа от нас. С ним на случай немецкого прорыва мы разработали минно-артиллерийскую засаду. Воплощая нашу идею, саперам пришлось полночи копаться в грязи, распихивая снаряды и мины, заодно готовя завалы и ложные позиции артиллеристов и зенитчиков.

Уже ночью из штаба группы пришло сообщение, что полком НКВД захвачены станция и поселок Лунинец. Из лагеря для военнопленных освобождено около семи тысяч человек, влившихся в состав боевой группы моего Сафонова. Откуда в районе Ганцевичей появился целый полк НКВД, не уточнялось. Хотя мне лично было очень интересно. Тут полки неизвестно откуда появляются, а ко мне так и не прибыл связной из Центра, одни радиовесточки в эфире на мои бумажные «страдания».

Старший лейтенант НКВД Акимов смотрел вслед тающему в ночном небе «Юнкерсу». Последний на сегодняшнюю ночь борт уносил на лесной аэродром очередную группу диверсантов. Теперь можно и к себе в батальон, а то Вовка вон уже под Бобруйском геройствует, а я тут в Пинских болотах развлекаюсь, думал он. За те два дня, что 2-й полк Особой бригады НКВД находился в Ганцевичах, под Каменец для проведения диверсий и организации партизанского движения на территории Беловежской пущи и Западной Белоруссии был переброшен один батальон. Часть этого батальона должна была перейти на бывшую польскую базу под Брестом и заняться подземным бункером, что нашли на хуторе. Еще одна рота должна связаться с отрядом сержанта ГБ Могилевича и организовать освобождение наших военнопленных из лагеря под Минском.

Когда Вовка прислал сообщение о том, что им в Слуцке освобождена большая группа пленных, создана свободная от оккупантов зона, указывал месторасположение еще нескольких лагерей, это имело эффект разорвавшейся бомбы. Практически сразу на самом верху было принято решение о проведении аналогичной операции в Лунинце, где, по сообщению разведки, находилось около семи тысяч пленных. Самолетом для организации приема самолетов из Москвы в Ганцевичи была послана передовая группа, куда входил и Акимов. Как-никак он начальник Особого отдела батальона, подразделения которого стояли в поселке, и лично знал лейтенанта Сафонова, руководившего гарнизоном городка. Днем 23 июля полк был поднят по тревоге и самолетами переброшен в Смоленскую область на аэродром Шаталово. Ночью на полевые аэродромы Ганцевичей и Городищ стали садиться самолеты Московской особой авиагруппы и транспортного отряда авиагруппы Паршина. Доставив очередную партию бойцов и грузов, летчики забирали раненых и возвращались в Шаталово. За ночь все три батальона полка были переброшены в район сосредоточения. Чтобы скрыть переброску полка, были задействованы все имеющиеся в распоряжении Западного фронта тяжелые бомбардировщики «ТБ-3» 1-го и 3-го тяжелых бомбардировочных авиаполков. Сбросив бомбы на голову врага в Пинске, Микашевичах, Житковичах, Ивацевичах, Лунинце, Бобруйске и Осиповичах, бомбардировщики садились на аэродромах в Слуцке и Старых Дорогах, откуда забирали раненых и больных. Одновременно с этим проводилась заброска диверсионных групп под Каменец.