Борис Батыршин - Дорога за горизонт

Как раз этим сейчас и занимались; Никонов с озабоченным видом ходил вдоль ряда мин Герца на деревянных поддонах; те, как пасхальные яйца на подставке, сидели на выпуклом чугунном основании – якоре. Чтобы передать мину на барказ, нужно зацепить её талью [47], поднять, аккуратно перенести и поставить на настил.

Барказ, вставший у левой раковины [48]канонерки, являл собой довольно нелепое сооружение: большая гребная шлюпка и паровой катер, сцепленные на манер катамарана. Из тонкой, закопченной трубы катера вьется лёгкий дымок; возле масляно отсвечивающего кожуха машины возятся двое полуголых, в саже и жирной смазке, механиков. Поперёк барказа поперечные брусья – бимсы, скрепляющие всю конструкцию; на брусья уложен дощатый настил. На корме высится грузовая стрела в форме буквы «Л» с талью и ручной лебёдкой. С этой стрелы и ставят подводные снаряды – она выдерживает мину Герца вместе с чугунным якорем. Это судёнышко было построено специально для постановки мин; иногда оно использовалось для водолазных работ.

Увидав Никонова, прохаживающегося по дощатому кормовому слипу, Воленька приблизился. Он был взят в Особый отряд за знание фотографии, но здесь увлёкся минным делом – и теперь пользовался случаем, чтобы набраться практического опыта. Гардемарин надеялся остаться на «Дожде» на всю практику – живое, интересное дело, а не нудное сидение на обсервационной барже!

Старший брат Воленьки, лейтенант Василий Васильевич Игнациус [49], служивший на Тихом Океане, на клипере «Вестник», тоже был минёром, и даже успел покомандовать миноносками «Курица» и Ястреб». Воленька, обожавший старшего брата, собирался идти по его стопам.

Дело не ладилось. У минного барказа обнаружились неполадки с машиной, и он уже добрых полтора часа болтался рядом с канонеркой. Помочь им ничем не могли – инженер-механик «Дождя» уже сутки не вылезал из кочегарки, а командовавший передачей мин лейтенант Шамов, как назло, сильно поранил руку. Мины надо было перегружать, уголь – принимать; рабочих рук отчаянно не хватало, но Никонов не стал пристраивать бездельничающего гардемарина Игнациуса к полезному делу, а принялся рассказывать о своих драгоценных минах.

На корме «Дождя», на временном дощатом слипе, выстроились три мины; остальные уже были на барказе или на «Вайткуле». Никонов провёл пальцем по тросовому плетению стопора, подёргал сосновый брусок-подпорку, и выжидающе глянул на Воленьку. Тот понял намёк – подошёл, проверил узлы, убедился, что мина крепко держится поверх якорного «блина». Дело было важное – якорь мины должен быть надёжно принайтовлен; стоит ему слететь при подъёме, и многопудовый чугунный блин, рухнув в воду, сорвёт с петель вьюшку, закреплённую в нижней части мины.

– В мине системы Герца, как и в системе Нобеля, длину минрепа устанавливают вручную. А в новой конструкции… – Никонов говорил тихо, будто не объяснял, а отвечал урок:

– … в новой конструкции применён штерто-грузовой метод. Вы, надеюсь, уже знаете, что это такое?

Конструкции гальваноударных мин в училище еще не проходили; ни принятых на флоте системах Герца и Нобеля, ни более ранней, времён турецкой войны, мины Якоби. Но за время пребывания на «Особом отряде», Воленька успел поинтересоваться и старыми системами, и новинками – и теперь спешил блеснуть знаниями.

– Так точно, господин капитан второго ранга! При использовании этого ме… простите, метода лейтенанта Азарова [50], вьюшка с минрепом крепится не на корпусе мины, а на якоре, и оснащается стопором, состоящим из щеколды и штерта с грузом. Когда мину сбрасывают за борт, она остаётся на плаву. Штерт под действием груза оттягивает щеколду, позволяя минрепу сматываться с вьюшки. Якорь тонет, разматывая минреп; груз на штерте касается дна раньше его, – тогда натяжение ослабевает, и щеколда стопорит вьюшку. Якорь тем временем продолжает тонуть, увлекая мину на глубину, которая соответствует длине штерта с грузом. А её можно установить заранее, на палубе – и никакие промеры не нужны!

Никонов внимательно выслушал и удовлетворённо кивнул.

– Прикажете закрыть? – вытянулся Воленька, указывая на жёсткий брезентовый чехол, аккуратно уложенный на угол деревянного поддона.

– Будьте так любезны. А потом – проверьте и зачехлите оставшиеся две.

Прошло полчаса; машина на барказе наконец затарахтела, и он неспешно, на пятиузловом ходу, пополз к «Вайткуле». Воленька вслед за Никоновым спустился в кают-компанию «Дождя». Помещение было тесным – едва-едва устроиться офицерам канонерки да немногим гостям. За узким, покрытым деревянной решёткой столом, пристроился командир лодки. С палубы доносился зычный голос мичмана Посьета, командовавшего к приборке – угольная погрузка закончилась.

Константинов поздоровался с минёром, удостоил кивка Воленьку и вернулся к бумагам. Он предпочитал работать здесь, благо, на малых кораблях традиции кают-компании были не столь строги, как на броненосных фрегатах – сказывалась всеобщая теснота. Никонов пододвинул стул и сел, указав Воленьке на место рядом с собой.

– Значит, хотите пойти по минной части, гардемарин? Похвально; дело это новое, развиваться – сделаете карьеру, если хорошо его изучите. Скучать не придётся – на миноносцах служба самая лихая, за этими корабликами будущее. Кто у вас преподаёт гальваническую часть?

– Старший инженер-механик [51]Лессер.

– Знаменитый Лёнчик? Хотя какая разница – всё равно ни гвоздя не знаете, сужу по своим гардемаринским годам. Но – не беда, научитесь. Главное, не стесняйтесь спрашивать, и тогда я из вас сделаю минёра!

– Есть! – ответил Воленька, возликовав в душе. – Разрешите закурить?

– Запомните, юноша – заговорил вдруг из своего угла командир. – В кают-компании для этого ничьего разрешения вам не требуется.

– Держите спички. – Никонов усмехнулся смущенному гардемарину.

– Благодарю, господин капитан второго ранга!

Никонов поднял голову к подволоку и густо выпустил дым.

– Опять неверно: Сергей Алексеевич. Традиции кают-компании незыблемы, юноша, даже на самых скромных кораблях. Вне службы – только без чинов, по имени-отчеству.

– Ясно, госп… Сергей Алексеевич! – радостно отчеканил Воленька.

По трапу простучали башмаки и в дверь влетел встрёпанный гардемарин Романов. Никонов удивлённо поднял брови – вид у царского отпрыска был далеко не парадный. Раскраснелся, щека поцарапана, голландка в угольной пыли. В руке – чёрный пластиковый чехол с рацией. Увидев офицеров, юноша подобрался:

– Дозвольте обратиться… господин лейтенант?

Константинов отложил бумаги.

– В чём дело, гардемарин?

Георгий повертел в руках рацию и выпалил: