Евгений Белогорский - Операция Кондор

Казалось, что сражение за Триест уже достигло своего пика и переросло в локальные вялотекущие бои. Обе стороны уже выложили на стол все свои козыри и для организации новых наступлений нужно было время. Англичане очень надеялись на помощь со стороны 5-й американской армии, а югославы ждали подхода из Словении соединений 1-й и 2-й освободительных армий. По мнению генерала Баграмяна этого было достаточно, чтобы сбросить поляков и англичан в море, но оказалось, что ещё не все британские консервы были вскрыты.

На шестой день конфликта, в Загребе произошло выступления хорватских усташей. Начавшись как мирные демонстрации против притеснений со стороны югославской милиции, на другой день они превратились в массовые столкновения хорватских националистов с силами местного самопорядка.

Это выступление были хорошо подготовлено и точно рассчитано. Все наиболее боеспособные воинские части Югославии находились вдоль границы с Австрией и Италией. Для переброски войск в ставший тыловым городом Загреб, требовалось время, а его у штаба Тито не было.

— Товарищ генерал, наше положение гораздо сложнее и опаснее, чем может показаться на первый взгляд, — говорил Баграмяну Тито, во время внеочередной личной встрече. — Подавить выступление усташей в Загребе мы сможем. Силы у нас есть, да и большую часть этой нечестии мы либо выгнали с нашей земли, либо взяли в плен. В Загребе выступили те, кто сумел ускользнуть от взора югославских коммунистов, натянув на себя овечью шкуру. Их не так много, но их пример очень опасен. Вслед за хорватскими усташами, могут выступить сербские четники, боснийские легионеры и это может разорвать пока ещё хрупкое единство новой Югославии.

— Я все прекрасно понимаю, товарищ маршал, но к сожалению Красная армия в данный момент не может двинуть в Югославию ни одного солдата. Все чем мы располагаем на данный момент приковано к военному конфликту в Германии. Нет никакой гарантии, что господа бывшие союзники не двинут против нас войска в Тюрингии, Моравии, Богемии или Австрии. Я уже разговаривал с товарищем Сталиным и он настоятельно просил нас обойтись собственными силами. Все, чем мы можем немедленно помочь югославской армии, так это авиация.

— Товарищ Баграмян. Вы здесь человек новый и вам трудно разобраться во всех наших тонкостях, но поверьте моему опыту, Загреб нужно отбить как можно скорее. Иначе ставленники английских империалистов прольют реки людской крови — продолжал настаивать Тито. Иван Христофорович Баграмян был хитрым и опытным полководцем. Его полководческий взлет после киевской трагедии, одним из виновников которой он был назван приказом Ставки, был редким случаем в Красной армии. Своими победами на фронтах Баграмян сумел вернуть к себе доверие Сталина, по достоинству ценившего его таланты. Конфликт вокруг Триеста, мог как поднять Баграмяна по картерной лестнице, так и отбросить его назад. Прецедентов подобному, на войне было много.

Генерал прекрасно понимал, что югославский лидер во многом прав, давая оценку беспорядков в Загребе. Из всех важных объектов в хорватской столице, к исходу третьего дня, под контролем югославских коммунистов оставались управление полиции и аэродром. Все остальное, включая вокзалы и мосты через Саву были в руках националистов.

Иностранные уши во всей этой каше, были хорошо видны. Уж слишком слаженно действовали усташи и очень быстро у них появилось оружие. И это при том, что главный арсенал находился в управлении полиции.

Вместе с этим, Иван Христофорович отчетливо видел, что бунт в Загребе был направлен на отвлечение воинских сил Югославии от Триеста. В частности 2-й народно-освободительной армии, чьи соединения должны были усилить защитников Триеста. Все это многоопытный генерал давно уже понял и просчитал, и теперь ему следовало сделать непростой выбор.

— Я считаю, что наступление на Загреб должна вести 1-я армия. Её соединения ближе других находятся по отношению к Загребу — вынес свой вердикт Баграмян.

— Но на переброску войск уйдет минимум четыре-пять дней! За это время очень многое может случиться, что нанесет непоправимый вред Югославии, товарищ генерал!

— Единственный выход из создавшегося положения, я вижу в переброске в Загреб по воздуху, частей 1-й болгарской армии. Они прекрасно показали себя в борьбе с фашистами и среди болгарских военных много коммунистов и людей сочувствующих им. Думаю им будет под силу оказать интернациональную помощь, братскому югославскому народу.

— Я ничего не имею против такого решения, товарищ генерал. Однако убедительно прошу вас, кроме болгарских солдат, первыми самолетами прислать хотя бы батальон советских солдат. Это будет очень важным шагом не только с военной, но и с политической точке зрения. Усташи очень боятся русских солдат.

— Хорошо, товарищ маршал. Я передам вашу просьбу маршалу Толбухину — заверил Тито Баграмян, но первым местом куда он позвонил после ухода Тито, была Москва. Ставка одобрила предложение своего советника и дала добро. Уже через три часа после звонка Баграмяна, краснозвездные «Дугласы» взлетели с венского аэродрома и взяли курс на юго-восток.

В Москве уже были сумерки, когда в Кремле началось вечернее совещание Ставки Верховного Главнокомандования в лице трех человек. Сталина, Антонова и маршала Рокоссовского прибывшего в Москву из своей ставки под Гамбургом по вызову генералиссимуса.

По своей сути это был небывалый случай, ибо никогда раньше Сталин не вызывал командующих фронтов к себе в самый разгар боевых действий. Вождь мудро считал, что нет смысла отрывать человека от важного дела, когда почти все вопросы можно решить по телефону.

Обычно, комфронта вызывался в Москву только для одной цели, снятия его с поста командующего и перевода на другую работу. В этом вопросе Сталин всегда проявлял большую щепетильность. Он считая необходимым сказать человеку эту неприятную новость исключительно в личной беседе, а не в телефонном разговоре и тем более в виде бездушного приказа на бумаге.

Маршал Рокоссовский также хорошо знал эту примету и к внезапному вызову в Москву отнесся очень настороженно. Он хорошо помнил, как в октябре 1944 года, вызвав к себе, Сталин убрал его с должности командующего 1-м Белорусским фронтом, отдав честь взятия Берлина Жукову.

Большая политика трижды переходила дорогу красавцу поляку. Из-за неё он не стал освободителем Киева и Варшавы, не взял на штык Берлин, не стал первым Трижды Героем Советского Союза, хотя он был ничуть не хуже своего боевого товарища. Проклятый пятый пункт извечно гадил «советскому Багратиону, несправедливо отбирая заслуженные лавры.