Андрей Валентинов - Несущий Свет

Арцеулов тут же вспомнил письмо Валюженича.

– Андреич, помогите разобраться! Вы же специалист!

Штабс-капитан засмеялся, но смех вышел горьким:

– Помилуйте, Ростислав! Боюсь, это уже не для меня. Вот роту в штыковую – это охотно… Впрочем, и это уже ненадолго. Как думаете, до зимы продержимся?

– Бог весть… Не хотелось бы под белыми мухами пропадать. Я уже пробовал – скверно.

– Не спорю, – Андреич невесело улыбнулся. – Впрочем, увидим. Так ли, этак – но занавес упадет скоро. Очень скоро…

Занавес упал в ноябре, когда осенние штормы угрюмо били в черный каменистый берег. Небо затянуло свинцовыми тучами, и, словно реванш за жаркое безводное лето и сухую осень, на Крым обрушились холодные бесконечные дожди. Ветер рвал низкие облака, гоня их прочь, но из-за угрюмых гор шли новые и новые тучи, застилая неяркое солнце и гася последние надежды…

…О катастрофе Ростислав узнал в Джанкое. Еще 5 ноября сводки дышали надеждой. Казалось, возвращались давние январские дни, когда отряды генерала Слащева без снарядов и патронов, одними штыками удержали Перекоп. Но теперь враг валил без передышки, бесконечными волнами накатываясь на блиндажи перешейка. Латыши и махновцы форсировали ледяной Сиваш, и огонь сотен тачанок разметал по промерзлой степи конницу Барбовича – последний резерв Ставки.

Когда бесстрастный телеграф отстучал о падении Юшуни, Арцеулов уже знал, что и эта война им проиграна. Он чувствовал это давно, но все еще надеялся на чудо. Чуда не случилось. Барон отдал приказ об эвакуации, и Ростислав вместе с другими офицерами штаба отправился в Симферополь, где был основной транспортный узел.

Арцеулов хорошо помнил сибирскую катастрофу. Похоже, Барон тоже кое-что учел из опыта армии Адмирала, которую постигла страшная гибель. Эвакуация проходила четко. За два дня Арцеулов вместе с другими сумел отправить в Севастополь и Феодосию не только отступающих солдат, но и тысячи штатских, не желавших идти под красную пяту. Удалось вынести даже кое-что из военных запасов, хотя Русской армии они уже были без особой надобности.

Им помогла случайность. Красные орлы рассыпались по Крыму, дорвавшись до брошенных складов и богатых имений. Покуда бандиты Фрунзе и Миронова громили Джанкой, последние эшелоны уходили за горные перевалы к морю.

Арцеулов оставался в Симферополе до конца. Когда по улицам с гиканьем и свистом уже неслись всадники в «богатырках», офицеры штаба погрузились в эшелон. Еще можно было успеть: красные увязли в городе, занявшись грабежами, – но фортуна на этот раз изменила Ростиславу. Барон учел многое: но не все. Пока красные шли от Перекопа, с гор уже спешили отряды «зеленых» – невидимая армия Мокроусова и Папанина. Одна из банд перекрыла дорогу, и поезд бессильно замер, запертый в неглубокой ложбине.

Из двух десятков офицеров вырваться удалось двенадцати. Арцеулов оказался старшим по званию. Отведя маленький отряд подальше в горы, он приказал сделать привал и предложил всем высказаться. Это не было данью бесполезной на войне демократии. Просто Ростислав и сам не знал точно, что теперь можно и нужно делать.

Все высказались за прорыв к морю, чтобы успеть на последние пароходы. Но Арцеулов знал сроки эвакуации: до последнего дня 16 ноября, оставалось чуть больше суток. Добраться до Севастополя через леса, кишевшие бандитами, было попросту невозможно.

Он не стал скрывать правды. Война кончилась – каждый имел право сделать выбор. Теперь мнения разделились. Двое тут же заявили, что возвращаются назад, чтобы сдаться первому же красному патрулю. По радио уже который день передавали воззвание Фрунзе с обещанием полной амнистии. Многие верили: жизнь в России, пусть и большевистской, казалась единственным выходом.

Арцеулов не стал спорить, но для себя решил твердо. Он помнил слова Степы: «Крым возьмем – пленных не будет». Вероятно, член РКП(б) комполка Косухин говорил правду. Но пусть даже он ошибался, и Арцеулову, участнику Ледяного похода, сохранят жизнь, – это не будет жизнью. Вечно под надзором, под недреманным оком проклятой ЧК. Унижения, просьбы, сухой хлеб

– пока его все-таки не обнаружат те, кто охотился за Ростиславом еще в Иркутске. Едва ли Венцлав будет соблюдать обещания, даваемые бывшим фельдшером, который пытается изобразить из себя большевистского Ланцелота.

Десятеро решили уходить к морю. Даже если последний пароход уйдет без них, остаются шлюпки, лодки, шаланды контрабандистов. В подкладке френча был надежно зашит Камень Спасения. Арцеулов надеялся, что сумеет договориться с пронырливыми греками. Но даже если осеннее бурное море обманет, что ж – лучше смерть в пучине, чем у кирпичной стенки…

Патронов было мало, еще хуже оказалось с продуктами. В горячке эвакуации никто не подумал бросить в вещевой мешок хотя бы несколько банок американских мясных консервов. Пройдя сутки по узким горным тропам, поливаемым непрерывным холодным дождем, решили рискнуть и заглянуть в попавшуюся по пути татарскую деревню. Им повезло: Молодежь ушла с оружием в горы, а старики – со страху или действительно сочувствуя – накормили беглецов и предоставили ночлег…

Это была действительно удача, но уже последняя. От гостеприимных хозяев Арцеулов узнал, что все окрестные дороги перекрыты «зелеными» из отряда беглого капитана Макарова. Ростислав зло выругался: Пашка Макаров, которого он и всерьез не принимал, оказался-таки предателем и сволочью. Но хуже всего, что за оружие почти поголовно взялись татары – похоже, красная чума добралась и до них…

…Отряд прошел еще сутки, плутая по пастушеским тропам Второй Крымской гряды. Дождь не переставал, люди выбились из последних сил, и Арцеулов приказал свернуть к небольшой деревеньке, мирно спавшей в седловине между двумя угрюмыми, поросшими лесом вершинами.

Отряд подпустили к самым домам, а затем встретили кинжальным огнем. Обложили грамотно: пули летели со всех сторон, а враг оставался невидимым за густыми зарослями и плотными стенами татарских мазанок. Бой был проигран сразу, оставалось одно – не даться живыми.

Наверно, Бог все-таки вспомнил о рабе Своем Ростиславе. Арцеулов ушел

– единственный, унося смертельно раненного товарища, молоденького прапорщика, взятого в армию в последнюю мобилизацию. Он тащил его несколько километров, наугад, почти в полной темноте. Погоня отстала. Они оказались где-то в непроходимых дебрях между мокрых, залитых дождем скал, равнодушно взирающих сквозь ночную тьму на двух загнанных, словно затравленные волки, людей.

Прапорщик умирал. Не было даже бинта, чтобы перевязать рану. Под утро он затих. Арцеулов оставил тело возле высокой меловой скалы. Рыть могилу в промокшей земле было нечем. Тут же он оставил ненужный карабин: патроны давно кончились…