Кирилл Еськов - Америkа reload game (с редакционными примечаниями)

– Ну нет уж, дядя Паша! – оскорбился тот. – Мы, чай, не нищие – вон какой аванс Григорий Алексеич давеча выдал! У нас в деревнях таких денег и вообразить-то, поди, не могут…

– Вольноопределяющийся Лукашевич! – в голосе ротмистра звякнул металл. – Вы тут не кофием с плюшками балуетесь, а участвуете в расследовании! Так что плюшки те оплачивает нынче российская казна – в моем лице. Ясно?

– Так точно, Павел Андреевич!

– Вот и славно. Счет заберешь с собой – приучайся к финансовой дисциплине.

– Слушаюсь!

– Теперь – давай-ка, брат, к делу. По прошествии небольшого времени напишешь записку для Григория Алексеевича. Изложишь своими словами ситуацию: так, мол, и так – в городе обнаружили слежку за собой, Павел Андреевич полагает, что это – негласно опекающие нас люди из Русско-Американской Компании…

– Так это – не слежка, а наша, вроде как, охрана? – парнишка, кажется, был искренне разочарован.

– Скорее всего, хотя и не факт. Вот для проверки сего Павел Андреевич и решил предпринять в городе кое-какие разыскания, а я – ну, в смысле, ты – окопался на веранде кофейни… – (тут он скосил глаза на вывеску) – «Кранцерн», каковую позицию и имею приказ занимать хоть до морковкина заговенья, пока не поступит его отмена. Когда твой счет тут перевалит за трешку и переведет тебя в разряд солидных клиентов – попросишь, эдак небрежненько, доставить ту записку в «Эльдорадо», с посыльным…

– А вдруг «те ребята» решатся перехватить по дороге курьера с запиской?

– Соображаешь, напарник! Я даже подумывал поначалу – а не подрядить ли их собственного «посыльного», но это, пожалуй, будет уж чересчур…

– А, понял!.. А вы куда тем временем? Или мне «лучше этого не знать»?

– Да нет, отчего же? – пожал плечами ротмистр. – Схожу вот, обойду соседние антикварные лавочки: полюбопытствую насчет цен на старинное испанское серебро – ну, и заодно уж, насчет пожарных выходов на зады.

…Магазинчик был полутемен и пуст (что ему, собственно, и требовалось в плане тех «пожарных выходов на зады»); за прилавком – хотя дверной колокольчик звякнул вполне внятно – тоже никого. Некоторое время он удивленно разглядывал незапертую вовсе витрину с индейскими фигурками, вырезанными из полудрагоценных камней (не бриллианты Голконды, конечно, но ценЫ явно немалой), и пришел к выводу, что либо хозяин лавочки совершеннейший лопух (и тогда непонятно, как его заведение, расположенное в столь бойком месте, не вылетело в трубу), либо преступность в Новом Гамбурге отсутствует в принципе, как социальное явление (что, мягко говоря, сомнительно), либо…

– Buenos dias, señor! Будь здрав, компаньеро!

Темнокожая девушка в легком темно-бордовом платье без рукавов бесшумно возникла из глубокой тени, отбрасываемой ведущей наверх лестницей, будто проявляющееся изображение на фотопластинке. «И как же это я умудрился прошляпить ее появление? – вот уж кто тут лопух, так лопух! Профнепригодность, однако…»

– Кликни-ка мне хозяина вашего «Тиффани», красавица! – улыбнулся он, разглядывая ее с ничуть не скрываемым восхищением: среди квартеронок и мулаток красивые девушки не редкость, но эта была – не красотка, а именно что красавица…

– Хозяин – это я, – встречно улыбнулась та.

– В смысле – хозяйка?

– Хозяйка – это жена хозяина, а я – сам хозяин и есть.

– Да, в русском тут имеются лингвистические нюансы, – кивнул он. – Вспоминается классический анекдот про ссорящихся супругов: он ей – «Да ты же идиотка!», а она ему в ответ – «Конечно, идиотка! А вот был бы ты генерал – так я бы была генеральшей!»

И когда она прыснула от смеха, ему сделалось вдруг легко-легко, как не бывало уже давно, с той поры как… ладно, стоп.

– Вот и я про то же! На «хозяйку» я откликалась, пока был жив мой дон Ринальдо; хватит уже!

Ага, так это антикварное хозяйство она, стало быть, унаследовала за покойным мужем…

– Не знаю, как у вас тут, сеньора, но у нас, в Метрополии, обращение «хозяйка» ничего уничижительного в себе не содержит; скорее даже эдакое шутливое подобострастие…

– А, так ты – из Метрополии? То-то я смотрю – странный у тебя акцент… Ты ведь солдат, верно?

– Был. Теперь в отставке.

– Странно… – она разглядывала его, чуть склонив голову к плечу, будто к чему-то прислушиваясь. – Если мои ощущения не врут – а я привыкла им верить! – ты как был солдатом, так и остаешься. В каком ты чине – майор?

– Верно, – чуть помедлив, прищурился он, – мой чин, «на здешние деньги», примерно соответствовал майору, – (дьявольщина, неужто и барышня тоже в Игре ? – да нет, это уже форменная паранойя, ведь ее магазинчик я выбрал чистым тыком и сам, безо всяких подсказок и наводок…) – Вы, похоже, настоящая волшебница, сеньора! Как, кстати, следует к вам обращаться?

– Мария-Луиза, мой господин. Можно – просто Мария. И кстати – я не волшебница, а колдунья, потомственная: тут, знаете ли, тоже имеются лингвистические нюансы …

– Гм… Павел Андреевич Расторопшин, генерального штаба ротмистр, в отставке – к вашим услугам, сударыня! Мечтаю быть заколдованным вами, – и он принялся, отчаянно выгадывая время, выплетать витиеватейший комплимент, полный скрытых отсылок к «охапкам лиловых роз» и остроумных двусмысленностей, которые…

– Стоп! Вы прискорбно разрушаете сейчас свой образ солдата, Павел. Не хватает еще только затеять со мной беседу на литературно-музыкальные темы…

– Виноват, my fair lady! А не подскажите ль тогда потерявшему голову солдату правильные слова любви?

– Легко! Пароль: «Мадемуазель, я бы вдул!» Отзыв: «А я б дала!»

– Ма-ри-я… Слушай, а можно по-русски – Ма-ша? Ма-шень-ка?..

– Можно. Тебе теперь – всё можно! Люб ты мне, солдатик…

– А было – хорошо!.. – трепетным выдохом подытожила она, благодарно прильнув к нему каждой, казалось, клеточкой чудесного, упоительного, невероятного своего тела.

– Хорошо – не то слово, маленькая! Это было твое колдовство, да?

– Нет. И не надо поминать всуе такие вещи, даже в шутку! Тебе – в особенности.

– А что не так?

– Послушай-ка влюбившуюся в тебя без памяти колдунью, солдатик: плохо вокруг тебя, плохо … запах смерти – хотя, вроде, пока не от тебя… Ты уж там гляди в оба, ладно? Ну, тут не мне тебя учить.

– Эт’ точно – не тебе! – рассмеялся он. – Но всё равно спасибо, хорошая моя – непременно отдам приказ по своему гарнизону: удвоить караулы.

– Постой-ка, постой!.. – с этими словами она выскользнула вдруг из-под обнимающей ее руки и, будто обратясь в обнаженную античную статую из черной бронзы («Эх, и почему я не скульптор?..»), склонилась над раскиданной ими перед тем по полу одеждой. Вскоре поиски ее увенчались успехом, и она, проделав некоторые пассы ладонями, осторожно приподняла за ворот его пиджак: