Хиллари Клинтон - Тяжелые времена

Я знала Мубарака и его жену Сюзанну на протяжении почти двадцати лет. Он был кадровым офицером ВВС, который, сделав карьеру, стал вице-президентом при Анваре Садате, египетском руководителе, который управлял страной во время «войны Судного дня» с Израилем в 1973 году, а позже подписал Кэмп-Дэвидские соглашения. Мубарак был ранен во время нападения экстремистов, которые убили Садата в 1981 году. Он выжил, стал президентом и усилил давление на исламистов и других представителей оппозиционных кругов. В течение следующих трех десятилетий он правил Египтом подобно фараону, пользуясь практически абсолютной властью.

Все эти годы я поддерживала связь с Мубараком. Я по достоинству оценила его последовательную поддержку Кэмп-Дэвидских соглашений и решения палестино-израильского конфликта путем создания двух государств. Он прилагал гораздо больше усилий, чем любой другой арабский лидер, чтобы убедить Ясира Арафата согласиться на мирное соглашение, предложенное моим мужем в 2000 году. Однако, несмотря на его сотрудничество с Соединенными Штатами по ключевым стратегическим вопросам, было обидно, что после стольких лет нахождения у власти он по-прежнему лишал египетский народ многих основных свобод и прав человека. Более того, он весьма неумело управлял экономикой страны. В период правления Мубарака власти Египта, которого историки называли не иначе как «житницей Средиземноморья», стремясь накормить народ, превратили страну в крупнейшего в мире импортера пшеницы.

В мае 2009 года из-за невыясненных проблем со здоровьем скончался двенадцатилетний внук Мубарака. Казалось, что эта потеря сломила стареющего лидера. Когда я позвонила Сюзанне Мубарак, чтобы выразить свои соболезнования, она сообщила мне, что мальчик был «лучшим другом президента».

Протесты в Египте поставили администрацию президента Обамы в щекотливое положение. Мубарак был ключевым, стратегическим союзником США на протяжении десятилетий, однако симпатии американцев были на стороне молодых людей, которые требовали «хлеба, свободы и уважения». Отвечая на вопросы журналистов об акции протеста в тот первый день, я стремилась дать оценку, которая отражала бы наши интересы и ценности, а также подчеркнула неопределенность ситуации и не разжигала возникший конфликт.

— Мы поддерживаем фундаментальные права на свободу выражения и собраний для всех людей, и мы настоятельно призываем все стороны проявлять сдержанность и воздерживаться от насилия, — сказала я. — Наряду с этим мы считаем, что египетское правительство достаточно стабильно и ищет способы удовлетворить законные потребности и интересы египетского народа.

Конечно же, режим был далеко не «стабильным», но мало кто из наблюдателей мог предвидеть, насколько хрупким он окажется на самом деле.

28 января президент Обама принял в Ситуационном центре Белого дома участие в совещании группы по национальной безопасности и обратился к нам за рекомендациями в связи с событиями в Египте. Дебаты не утихали. Мы вновь обратились к тем вопросам, которые стояли перед политическим руководством США в течение нескольких поколений: как нам следует обеспечить баланс стратегических интересов в отношении основных ценностей? Можем ли мы успешно влиять на внутреннюю политику других стран и способствовать продвижению идей демократии там, где она прежде никогда не существовала, без каких-либо негативных последствий? Что это значит: избрать правильный курс в истории? Подобные дебаты не утихали на протяжении всей «арабской весны».

Как и многие другие молодые люди во всем мире, некоторые помощники президента Обамы в Белом доме, глядя по телевидению на сцены с площади Тахрир, искренне сочувствовали драматизму ситуации и идеализму ее участников. Они отождествляли себя с молодыми участниками протестных акций в Египте, которые также питали надежды на демократию и также владели технологическими знаниями. Действительно, американцы всех возрастов и политических убеждений были поражены тем, как люди, так долго жившие под гнетом репрессий, наконец отважились потребовать свои законные права и не устрашились чрезмерного применения к ним силы со стороны властей. Я полностью разделяла их чувства. Это был весьма волнующий момент. Однако я наряду с вице-президентом Байденом, министром обороны Бобом Гейтсом и советником по национальной безопасности Томом Донилоном была обеспокоена тем, чтобы не создалось впечатления, будто мы отталкиваем от себя своего давнего партнера, оставляем Египет, Израиль, Иорданию и другие страны региона один на один с неопределенным и опасным будущим.

Аргументы в пользу того, чтобы Америка встала на сторону протестующих, выходили за рамки чистого идеализма. Борьба во имя демократии и прав человека была основой нашего мирового лидерства в течение более чем полувека. Да, иногда мы компрометировали нашу приверженность идеалам ради стратегических интересов и интересов безопасности. Примером такого поведения можно считать поддержку сомнительных антикоммунистических диктаторов в период холодной войны с весьма неоднозначными результатами. Но было сложно пойти на подобный компромисс в то время, как египетский народ требовал своих законных прав и возможностей, которых он и все другие народы были достойны. Если раньше была возможность оказывать содействие Мубараку, который поддерживал мир и развивал сотрудничество с Израилем и преследовал террористов, то теперь невозможно было игнорировать тот факт, что он наряду с этим был также деспотичным самодержавцем, который руководил коррумпированным и изжившим себя режимом.

Было еще много других совпадений интересов из области национальной безопасности, руководствуясь которыми предыдущие американские администрации также поддерживали тесные связи с Мубараком, расценивая их в качестве приоритетных. Иран по-прежнему не оставлял пыток создать собственный ядерный арсенал. «Аль-каида» все еще замышляла новые террористические акты. Суэцкий канал оставался важным торговым маршрутом. Безопасность Израиля была важна, как никогда. И Мубарак выступал в качестве нашего партнера во всех этих областях, несмотря на антиамериканские и антиизраильские настроения среди своего народа. Его Египет служил опорой мира в этом нестабильном регионе. Действительно ли мы были готовы отказаться от этих связей после тридцати лет сотрудничества?

Даже если бы мы решили, что данный шаг был правильным выбором, это не проясняло того, насколько сильное влияние на события, разворачивающиеся в стране, мы на самом деле могли оказать. Вопреки распространенному на Ближнем Востоке мнению, Соединенные Штаты никогда не были всемогущим кукловодом, способным достичь любого желаемого результата. Предположим, что мы обратимся к Мубараку с призывом уйти в отставку, — а он откажется и сможет сохранить власть. Предположим, что он подаст в отставку, — а если в этом случае наступит длительный и опасный период безвластия или же правительство, которое придет на смену, окажется не более демократичным и будет активно противостоять нашим интересам, в том числе в сфере безопасности? В любом случае мы понимали, что наши отношения никогда не станут прежними, а наше влияние в регионе будет подорвано. Другие союзники увидят, как мы относились к Мубараку, и утратят доверие к нам.