Дмитрий Зурков - Бешеный прапощимк части 1-9

— Не полк, и даже не батальон. Я сомневаюсь, что их численность превышает сотню человек. Но, тем не менее, они — очень опасные противники. За несколько дней они сумели уничтожить два моста, три понтонных переправы, причем, одну из них — дважды, второй раз — уже после того, как саперы ее восстановили. Выведена из строя железнодорожная станция, между прочим, имевшая стратегическое значение, и пути от нее в обе стороны. Помимо этого подорваны две гаубичные батареи, уничтожена обозная колонна с боеприпасами, не говоря уже об обстрелах маршевых рот.

— Но как такое может быть?! Эти варвары не умеют воевать! Наши войска продвигаются на восток, и вряд ли русские генералы могут этому противостоять.

— И все же, это так. Эти дикие скифы еще в древности умудрялись громить армии персов. Из-за действий этих русских вы не в состоянии наладить снабжение восточней рек Равки и Бзуры. Все обозы останавливаются из-за отсутствия переправ. Я имею задачу уничтожить партизан и возобновить снабжение армии. Вот именно поэтому мне необходимо в любом месте пополнять припасы.

— Со своей стороны, герр гауптман, наша служба сделает все, что в наших силах, чтобы обеспечить вас всем необходимым. — Интендатуррат гордо выпрямился за столом, будто бы почувствовав себя причастным к такому важному и ответственному поручению. Тем более, подумал он про себя, что при такой постановке вопроса открываются новые возможности для увеличения его, Артура Штольца, личного благополучия. В конце концов, никто не будет проверять с точностью до пачки патронов, литра газолина и банки консервов, сколько и что именно получал со склада этот гауптман из Берлина…

Закончив с вопросами снабжения, Генрих фон Штайнберг отправился в Лович, где его уже ждала рота прусских егерей. Туда же должны были прибыть автомобили, с помощью которых он надеялся добиться высокой мобильности своего отряда.

Гауптман оставил автомобиль возле ворот, а сам решил пойти посмотреть последствия диверсии. Зрелище его не обрадовало. Торчащие в разные стороны изогнутые рельсы и исковерканное железо в местах стрелок, лежащий на боку паровоз, который бригада ремонтников тщетно пыталась поставить на колеса с помощью талей, обугленные, воняющие недавним пожаром, остатки здания, бывшего, по всей видимости, раньше вокзалом, — все это говорило о долгом ремонте и восстановлении. Егеря уже облюбовали для проживания один из пакгаузов, сохранившихся после налета русских, и обустраивали там казарму. Распоряжались всем унтер-офицеры под присмотром коренастого, крепко сбитого блондина с погонами обер-лейтенанта. Увидев идущего фон Штайнберга, он поспешил навстречу.

— Командир роты обер-лейтенант Майер.

— Гауптман фон Штайнберг.

— Нас предупредили, что мы поступаем в Ваше распоряжение, герр гауптман. Но мне хотелось бы ознакомиться с письменным приказом.

Получив листок с машинописным текстом, обер-лейтенант Майер внимательно прочел приказ, предписывающий поступить в подчинение офицеру из штаба, аккуратно его сложил и спрятал во внутренний карман кителя. Затем, щелкнув каблуками, стал ожидать дальнейших указаний, первым из которых, по его мнению, должно было быть построение роты.

— Обер-лейтенант, кстати, как Вас зовут?

— Иоганн Майер, герр гауптман! — Командир егерей еще не до конца определился, как вести себя с гостем из Берлина.

— Генрих фон Штайнберг. В офицерском кругу можете звать просто по имени. — Такой порядок был заведен им еще во время командования авиаотрядом… При мысли о том, что произошло с ним, фон Штайнберг скрипнул зубами. — Командуйте построение, а потом я расскажу о стоящей перед нами задаче.

Через пять минут рота замерла в строю. Пока Майер доводил приказ, фон Штайнберг осматривал своих новых подчиненных. Ровные, неподвижные ряды, спокойные, уверенные в себе взгляды, фуражки с темно-зеленой тульей, в цвет мундира, добротное снаряжение с подсумками на поясе. На правом плече висит маузер, слева на боку у каждого — длинный егерский тесак. Отличные, опытные солдаты, не раз понюхавшие пороха… После того, как рота вернулась к своим делам, гауптман с офицерами уединился в отдельной комнате, которой в будущем суждено было стать ротной канцелярией.

В этой сырой, неуютной комнатушке едва успели прибрать на скорую руку. На чудом сохранившихся после взрывов оконных стеклах красовались грязные разводы, а под подоконником пауки сплели свои сети с таким искусством, что брабантские мастера от зависти сжевали бы свои кружева.

У гауптмана заныла шея, простуженная в продуваемой всеми ветрами кабине аэроплана, и он с тоской подумал о чашечке горячего кофе (пусть и без коньяка), как о манне небесной. Раньше после возвращения из полета его всегда ждал термос, наполненный свежесваренным кофе. Но, прусский офицер — это истинный солдат, а посему Генрих позволил себе лишь слегка поморщиться и мысленно поднять планку претензий к русским партизанам еще на несколько пунктов.

Внезапно Штайнберг почувствовал, что старина Гегель был все-таки прав, твердя о материализации мыслей. В дверь аккуратно постучали и, после прозвучавшего разрешения, в канцелярию осторожно вошел низенький, полноватый солдат с хитроватым выражением лица. Осторожность объяснялась тем, что в одной руке он держал сразу четыре жестяных кружки, а в другой (о чудо!), — старый, закопченный и слегка помятый кофейник, носик которого источал божественный аромат кофе.

— Спасибо, Ганс, очень кстати, — одобрительно произнес Майер, — но как ты сумел?

— Ничего сложного, герр обер-лейтенант, в лесах, да еще после грозы бывало и посложнее.

Поставив нехитрый сервиз на стол, и получив разрешение уйти, Ганс вышел, чуть припадая на левую ногу.

— Это мой денщик Ганс Ланге. — Иоганн Майер выглядел донельзя довольным. — Непревзойденный специалист по умению устраиваться с максимальным комфортом в самых невероятных условиях. До войны служил лесником. Хромота осталась на память об осечке ружья и встрече с кабаном. Кстати, большую часть окороков из него, Ганс закоптил и съел лично. Правда, здесь в роте у него появился достойный конкурент — Фриц Кляйн, денщик лейтенанта Курта Зайгеля. Готов держать пари, что и он скоро объявится. У них идет бесконечный турнир, по умению угодить своему офицеру… Ну, вот, что я говорил?

В дверь еще раз постучали, и, чуть пригнувшись, дабы не задеть макушкой о притолоку, зашел громадный, мощный солдат, достойный служить в гренадерах самого Фридриха. На двух алюминиевых тарелках были аккуратно выложены галеты, щедро намазанные яблочным джемом. Штайнберг сразу понял, почему такой богатырь служит денщиком: на указательном и среднем пальцах правой руки не хватало по фаланге.