Алексей Махров - Дорога к Вождю

– Понятно… – негромко ответил Степан, сжимая плечо танкиста. – Вот и у нас с товарищем Барановым похожая история. Но ты не журись, паря, отомстишь еще. Скоро погоним гадов обратно, вот и сочтешься! За каждый наш танк два ихних спалишь, а то и три!..

А затем всех четверых вызвал начальник сборного пункта и сообщил, что до расположения части придется добираться своими силами, для чего им разрешается снова взять захваченный в бою бронетранспортер с наскоро намалеванными красными звездами на бортах. Разумеется, остальные танкисты отправлялись с ними. Отдельно хмурый капитан предупредил, что обстановка на фронте крайне сложная, возможны новые прорывы немецких войск, и за безопасность дороги он поручиться не может, так что расслабляться нельзя. Трофейное оружие им вернули, а броневик заправили – правда, с топливом были проблемы, так что баки залили из расчета «в один конец». Но засидевшиеся без дела танкисты оказались рады и этому: всем четверым хотелось поскорее получить новые машины и попасть в бой. Выехали на рассвете, едва посветлело небо на востоке – судя по показанной перед отъездом карте, к полудню они уже должны были добраться до цели – расположения одного из полков 22-й танковой дивизии 4-й армии ЗапОВО, порядочно потрепанной в последних сражениях, но пока еще способной сдерживать наступление противника. За неполную неделю боев дивизия потеряла больше трети машин [24] В реальности 28 июня дивизия уже была расформирована – в ней на тот момент оставалось 450 человек и 45 автомашин, танков не было вообще. , с боепитанием и топливом с каждым днем становилось все хуже, но и гитлеровцам так и не удалось добиться серьезного успеха.

Когда до цели поездки осталось около восьми километров, удача отвернулась от танкистов. Наученный прошлым опытом, Гаврилов почти всю дорогу простоял у борта боевого отделения с биноклем в руках и потому вовремя заметил опасность. Как уже бывало в прошлом, они наткнулись на передовой дозор какого-то немецкого подразделения. Вот только на этот раз это оказались не мотоциклисты, а легкий танк, в котором сержант опознал «Pz-II», и полугусеничный БТР с пехотой – в оптику Степан прекрасно разглядел колышущиеся в такт движению серо-зеленые каски, никак не меньше отделения.

Они могли бы без проблем съехать с грунтовки, благо откосы были невысокими и достаточно пологими, но вот добраться до леса – нет. Пока бронетранспортер преодолел бы три сотни метров открытого и, как назло, ровного, словно доска, пространства, скорострельная танковая пушка успела бы разворотить корпус и поджечь бензобак, не оставив экипажу ни малейшего шанса. Несколько секунд Гаврилов вопросительно глядел на мехвода, затем вцепившийся мертвой хваткой в руль Баранов пожал плечами:

– Не знаю, командир. Пока германцы стрелять не станут, поскольку нас за своих считают, а вот дальше? До опушки нам живыми не доехать, это факт. А наш пулемет ихнему панцеру – что слону дробина. Так что решай сам.

А что решать, если из оружия у них только пулемет с неполным патронным коробом, два трофейных автомата да пистолеты? Ну и гранат несколько, спасибо, удалось на СПП всеми правдами-неправдами разжиться. Не сдаваться же вместе с вверенными под его временное командование людьми да боевой техникой? Попытаться развернуться и рвануть на полной скорости обратно? Глупо, тогда-то уж фрицы точно поймут, что никакие они не «свои», да откроют огонь. А дорога, как назло, прямая на протяжении пары километров, ни поворотов, ни боковых ответвлений – расстреляют, как в тире.

– Тогда так, Коля, нету у нас другого шанса, только танк на таран брать. Один раз получилось, глядишь, и еще разок свезет, выживем. Как думаешь?

– Сложно сказать, – помедлив несколько секунд, ответил тот. – Легковат наш броневичок, танк-то раза в два потяжелее, но ежели в гусеницу ударить, глядишь, и повредим ходовую. А то и вовсе с дороги сбросим. Короче, давай-ка так решим, Степа: снимай пулемет, как сигнал подам, сигайте через кормовой люк наружу, да по германцам со всех стволов лупите. А я после присоединюсь, ежели вдруг живым останусь.

Прекрасно понимая, что шансов уцелеть у механика-водителя не столь и много, Гаврилов тем не менее лишь легонько сжал его плечо и занялся курсовым пулеметом. Не время сопли жевать, война на дворе. Кому суждено уцелеть, тот зазря не погибнет. А кому нет – тот, значится, вовсе наоборот. Вот такая простая философия.

Кратко проинструктировал танкистов, заодно распахнув десантную дверцу в корме бронетранспортера. Снятый с вертлюга «МГ-34» сержант отдал Билякову, себе же оставил автомат. Ну и пистолет в кобуре, разумеется. Не имеющий серьезного оружия Иванов автоматически стал вторым номером пулеметного расчета – с «наганом» от него в бою пользы немного. Дождавшись сигнала Баранова, немного сбросившего скорость, танкисты один за другим покинули тесный десантный отсек, торопливо скатившись под откос. Поднятая гусеницами пыль скрыла их от немцев, позволив бойцам незамеченными оборудовать пулеметную позицию на обочине.

Николай же дал полный газ, выжимая из стосильного мотора все возможное. Прежде чем гитлеровцы поняли, что едущий навстречу знакомый бэтээр ведет себя как-то странно, Николай успел разогнать машину до максимальной скорости, почти до шестидесяти км в час. При этом он еще и непрерывно сигналил, окончательно сбивая немцев с толку: спешит человек, видимо, узнал что-то важное, торопясь их предупредить. Может, большевики впереди засаду устроили, а может, и вовсе начали контрнаступление, которое прошляпила родная разведка, и есть шанс столкнуться с ними лоб в лоб.

Когда до идущего первым легкого танка оставалось метров тридцать, высунувшейся из башенного люка командир разглядел на бортах «двести пятидесятого» красные звезды и что-то понял: навстречу бронетранспортеру ударила пулеметная очередь. Но было уже поздно: броневик вильнул в сторону и на полной скорости ударил в лоб танку, сбивая гусеницу и корежа ведущую звездочку. Смятые ударом створки капота задрались, задымил разбитый двигатель, с хлопком лопнуло переднее колесо, но бэтээр не остановился, по инерции продолжая двигаться и сталкивая «Pz-II» с насыпи. Еще мгновение – и танк боком пополз вниз. Сверкнули на солнце отполированные траки разорванной гусеничной ленты, распахнулся в истеричном вопле ужаса рот командира в приплюснутой наушниками пилотке, и панцер перевернулся кверху заляпанным грязью, исцарапанным до металла брюхом. Нырнуть обратно в башню гитлеровец не успел, оставшись погребенным под девятитонной тушей боевой машины. Броневик с напрочь разбитым и смятым передком задрал корму – гусеницы еще продолжали вращаться, но все медленнее и медленнее – и замер на откосе, словно раздумав отправляться следом за жертвой.