Алексей Махров - Дорога к Вождю

С этой мыслью я рванулся вперед, с ходу занимая стойку для стрельбы с колена. Привычно вскидываю на плечо тубус «Мухи», совмещаю прицельную марку мушки, отмеченную цифрой «20», с силуэтом цели. Прав Батоныч, горизонтальные штрихи выходят за фронтальную проекцию, значит, до броневика почти двести метров – далековато, но достать можно. Все, пора! Палец вдавливает спусковой рычаг боевого шептала, и «эрпэгэ» стреляет, выбрасывая назад струю отработанных газов. Провожать взглядом несущуюся к цели ракету, разумеется, не стал, просто отбросил в сторону израсходованную трубу и торопливо метнулся обратно в укрытие. В метре оглушительно ширкхает гранатомет Батоныча, по ушам неприятно бьет воздушной волной, и генерал плюхается рядом:

– Попал?

– А я знаю? Счас… – быстро выглядываю из-за колеса. Как раз вовремя, чтобы заметить, как крохотный огонек порохового ускорителя втыкается точнехонько в борт бронетранспортера. Коротко сверкает, над угловатым корпусом поднимается клуб дыма, и следом полыхает загоревшийся бензин. Готов. А вот Батоныч промазал – граната ударяет в полуметре от гусеницы, разбрасывая в стороны клочья выдранного взрывом дерна и комья глины. Самое неприятное, немецкие танкисты, похоже, заметили, откуда к ним прилетел «подарочек», и башня начинает разворачиваться в нашу сторону. Твою ж мать!

– Валим, мазила! – заорал я, подхватывая автомат и на ощупь опуская флажок предохранителя на один щелчок. – Давай за прицеп! Сейчас по нам долбанет!

Но вместо танка неожиданно стреляет пушка, расчет которой я посчитал погибшим. В отличие от Батоныча наводчик не промахивается, и снаряд попадает в нижний лобовой лист рядом с ведущей «звездочкой», срывая левую гусеницу и убивая механика-водителя. Несколько секунд подбитая боевая машина вертится на месте, выворачивая пласты земли и подминая под себя сорванную гусеничную ленту, и наконец останавливается. Спустя полминуты начинает густо дымить, неспешно разгораясь, двигатель – похоже, семидесятишестимиллиметровая болванка на излете пробила и внутреннюю перегородку моторного отсека. Из башни, стремясь выбраться наружу прежде, чем полыхнет бензин, лезут двое танкистов. Рядом грохочет автомат Бата, срезая обоих недлинной очередью.

В этот момент стреляет укрывшийся за кормой трейлера Очкарик, с первого выстрела уничтожая самоходку, в которой я без труда опознаю – такую хитрую многогранную боевую рубку с коротким «огрызком» ствола трудно с чем-либо спутать – «StuG-III» одной из ранних модификаций. Неплохой выстрел: граната втыкается в борт над самой надгусеничной полкой, и САУ тут же взрывается, разбрасывая в стороны выгнутые ударной волной бронелисты. По прихоти судьбы охваченный огнем корпус проезжает еще несколько метров, прежде чем мотор глохнет окончательно. Не мешкая, Очкарик стреляет во вторую цель, но портачит с упреждением и вертикальным наведением, и граната, вместо того, чтобы ударить в корпус или МТО, попадает в переднюю часть утыканной заклепками башни. Впрочем, фашистам хватает и этого: танк – легкая чешская «Прага», не переносит попадания кумулятивной гранаты, способной пробивать трехсотмиллиметровую броню. Я так и не понимаю, что происходит внутри, но наружу трое фрицев лезут, словно наскипидаренные. Четвертый, похоже, остается в боевом отделении. Или экипаж «Pz.Kpfw.38(t)» и состоит из трех танкистов? Наши с Батонычем автоматы слитно бьют короткими очередями, и фашисты валятся на землю, застывая возле гусениц темными холмиками. Все, отвоевались…

Но бой, увы, не закончен – бросив на поле боя короткий взгляд, замечаю еще три танка и пару бэтээров. Ну, и почти десяток грузовиков с пехотой на дороге, разумеется. А «граников» у нас больше нет, с собой в кабину взяли всего четыре штуки – воевать-то не собирались. И пусть большинство оставшихся фрицевских танков легкие, нам это мало поможет: во время первого «попадания» один-единственный «Pz-II» сделал нас с Володькой за считаные секунды.

– Надо лезть в «сорок четвертый», а то прихлопнут нас здесь, «мама» сказать не успеем! – проорал мне прямо в ухо Бат.

Взглянув на стоящий на прицепе танк, неожиданно ловлю себя на мысли, что на этот раз Батоныч, похоже, сам себя перехитрил: ну и на хрена, спрашивается, тащить в прошлое танк, который тут и без нас построят через каких-то три года?! Что, предкам документации не хватит, которую сами же в прошлый раз и передали вместе с Захаровым? Вот же, блин, два дебила! Именно что два, поскольку я тоже мог бы догадаться. Володька-то ладно, он на танках помешан, вот и решил очередную гусеничную железяку в прошлое переправить, но я?

Зато сейчас этот просчет может нас спасти! Мы принялись торопливо, срезая ножом веревки, стаскивать с «Т-44» брезент. Немцы, суки, может быть и удивившись такому «чуду», не оробели – по корпусу «сорок четвертого» немедленно застучали пули. И вскоре можно ожидать и более увесистый «гостинчик» – на поле ползают две «троечки» и даже одна «четверка».

– Давайте через нижний люк, я его изнутри не блокировал! Первым на место мехвода идет Виталик! – скомандовал Бат. – Очкарик, ты лезешь сразу за мной, заряжающим! Снаряды не перепутаешь?

– Обижаете, Владимир Петрович! – прогудел Борис. – Бронебойные, «катушки», с острыми головками, осколочно-фугасные гранаты с круглыми.

Для подкалиберных снарядов с их бронепробиваемостью в сто сорок миллиметров на полкилометра в сорок первом году достойных целей не было, но «обычные» бронебойные мы в свободной продаже просто не нашли…

– Лады! – коротко выдохнул генерал. – На счет «три»! Раз, два, три-иии!

Мы с невероятной скоростью полезли в танк. Подозреваю, что сейчас мы побили все нормативы посадки экипажа в боевую машину. Лично мне показалось, что на место мехвода я попал секунды через две.

То, что нас через пару минут в очередной раз могут грохнуть, это полбеды: вернемся назад и попробуем еще. Вот только очень жаль потраченного времени – получается, что вхолостую скатались, и антикварного танка, на восстановление которого столько усилий потрачено.

Запустив двигатель, я аккуратно, как мог, опустил танк с платформы на землю. Тут же в наушниках прозвучал искаженный почти до полной неузнаваемости голос Батоныча:

– Виталя, давай вправо на сто метров, остановка после команды «Короткая»! Очкарик, бронебойный!

Рванув правый рычаг, я развернул машину на месте и, с трудом воткнув вторую передачу, повел танк, заходя противнику во фланг. Винтовочные пули беспрерывно колотили по броне, и оставалось только молиться, чтобы немцы не успели жахнуть по нам чем-то более убедительным.

Дальше начался какой-то дурдом – я елозил по полю бешеным зигзагом, а Батоныч беспрерывно стрелял, выпуская по три-четыре снаряда в минуту, но почти все время безбожно мазал. О чем я узнавал от самого горе-стрелка, матерящегося при каждом промахе. Впрочем, при редких попаданиях Володя тоже матерился, правда, уже с другой интонацией. Что, товарищ генерал, не приучены без электроники воевать?