Александр Сапаров - Путь к трону. Князь Глеб Таврический

– Хорошо, пусть будет больше, но чтобы потом тебя не упрекали, что ты оставил кочевья без людей, а у нас в самый нужный момент воины вдруг решат идти обратно, потому что некому смотреть за стадами.

Половец встал, подошел к столу, за которым сидели его товарищи, – вмиг их стол опустел, а они с радостными возгласами побежали к выходу.

Ратибор же сидел и задумчиво смотрел на меня.

– Глеб, так что, сердце тебе утром правду сказало? – тихо спросил он.

– Да, Ратибор, погиб Ярополк, на пир вместе с дружиной приглашен был Ярославом Святославовичем и ослеплен, а дружина порублена. Туазов сам гонцом приехал, сказал, что двух переходов Ярополк до Киева не дожил, умер от ран.

Ратибор ахнул:

– Второго сына у Владимира Всеволодовича Святославовичи изничтожили. Так понимаю, гонец тебе был от отца?

– Да, Ратибор, только что он мне письмо его передал, а сейчас прошу, займись сборами уже сегодня. Я пировать больше не хочу, а тризну справим, когда за смерть брата отомщу.

На следующий день вновь были сборы, а мне, вместо того чтобы собираться в путь, пришлось этот день провести совсем в других хлопотах. Я так и не успел попасть в монастырь, в мастерские Бахиджа, посмотреть на литейный завод, где планировал отливать пушки для новой крепости. Все это приходилось оставлять на два-три месяца, а может, и больше. Поэтому как ни сопротивлялся Ратибор, я оставил его за себя: он выглядел очень уставшим после похода – все-таки возраст давал себя знать. Конечно, я не сказал ему этого, а посетовал, что не могу ни на кого положиться, кроме него. Уговаривал я его долго, и наконец он, тяжело вздохнув, согласился. Я пригласил обоих префектов к себе, и мы разделили все полномочия на время моего отсутствия – слава богу, это были не дерьмократические времена, поэтому все прошло достаточно быстро и без возражений. Префекты городов не возражали, потому что я был в своем праве, а Гаяс выглядел даже довольным. Ход его мыслей было несложно угадать – он явно радовался, что разделит ответственность за все неприятности, которые могут произойти, со ставленником эпарха.

У Ратибора тем не менее оставалось десять тысяч воинов, которые могли решить массу возникающих проблем.

В этот раз я планировал поход без вагенбурга и осадных орудий. Все свои надежды я оставил на другие способы взятия городов.

Единственное – все запасы пороха, которые смогла произвести мастерская старого араба, были сложены в непромокаемые кожаные мешки и приготовлены для навьючивания на лошадей.

После обеденной службы, которую мы отстояли вместе с воеводами в церкви Пресвятой Богородицы, меня неожиданно пригласил к себе епископ Таматархи Мануил.

Когда я уселся на жесткой скамье в его мрачной келье с единственной иконой на стене, Мануил сказал:

– Эпарх Глеб, прошло уже больше полугода с того времени, как ты появился в сем епископате, за который я ответственен перед патриархом. Я с радостию увидел, что ты ревностный и богобоязненный христианин, твоими заботами возрождается монастырь, архимандрит Пафнутий передавал, что все монахи молятся за твое здоровье. Ты передал множество даров и в эту церковь. А идея воспитания воинов Христовых очень интересна, я даже написал о сей задумке твоей в Константинополь.

Но сейчас ты алчешь идти на своих соплеменников, верующих в Христа, и с кем? С безбожниками, не знающими Господа, и будешь убивать и калечить христиан их руками. Вот что ты скажешь на эти слова?

Я очень удивился речам епископа – он, как истинный ромей, прекрасно знал, что василевсы никогда не заморачивались религией, когда речь шла о выживании империи. Союзы могли быть с кем угодно и против кого угодно. Какая муха его укусила, что он начал читать мне нотации, непонятно. Я бы мог привести ему в пример того же Алексея Комнина, но решил для начала кое-что рассказать.

– Отец Мануил, давай вначале я расскажу тебе небольшую притчу. В одной пещере у озера жил святой старец. Жил он там много лет и молился во славу Господню. Однажды к берегу подплыла лодка, и рыбаки, сидевшие в ней, закричали: «Святой старец, вода поднимается и может затопить пещеру, садись в лодку, мы отвезем тебя в безопасное место». – «Никуда я не поеду, – отвечал святой, – Господь спасет меня».

Вода поднималась, и старец уже сидел на небольшом островке, когда мимо проплыл большой плот, с которого ему также предложили взять его с собой. Но он в гордыне своей отвечал, что Господь не оставит его в беде. Он уже стоял в воде по шею, когда мимо проплыло огромное бревно, но он опять же не схватился за него, веруя, что Бог не оставит его. Он утонул, и его душа попала в рай. В раю ее приветствовал хор ангелов, и сам Господь улыбнулся ей. Но душа старца вопросила: «Господь, я так верил в тебя, я понимаю, что это было испытание крепости моей веры, но все же скажи – почему ты не помог мне?»

Сурово сдвинулись брови Господа, и он сказал: «А кто тебе послал рыбаков на лодке, кто послал тебе плот и кто, наконец, послал бревно, но ты в своей гордыне ожидал чудес? Это самый тяжкий грех», – закончил Саваоф. И в тот же момент душа старца провалилась в горящие чертоги ада.

Так чего ты хочешь, отец Мануил, чтобы я, как тот старец, в своей гордыне отказался от самого мощного оружия, которое я получил только благодаря Господу? Я такой глупости не сделаю, и я не настолько горд, чтобы отказываться от даров Господних.

В старческих глазах епископа впервые зажглась искорка интереса.

– Скажи мне, стратилат Глеб, а у тебя никогда не было мысли принять постриг и посвятить себя церковному служению? Наша церковь нуждается в таких мыслящих людях.

Я улыбнулся:

– Отец Мануил, у меня сейчас слишком много планов и дел, чтобы думать о вечном. Но время идет быстро, и никто не знает, что ждет его завтра. Может, когда-нибудь передо мной и встанет такой вопрос, а пока я буду делать то, что должен. Ты же знаешь, жестоко убит мой брат, и я должен за него отомстить, и не только потому что я жажду мести. Если я этого не сделаю, то в окружающем нас жестоком мире все будут думать, что со мной можно поступать так всегда, и не только со мной, но и с врученными мне василевсом городами и землями.

Епископ с кряхтением поднялся и со словами:

– Благословляю тебя, князь, на рать. Иди и делай то, чего хотел, без сомнения и страха, – троекратно перекрестил меня.

Когда я вышел из прохладной кельи, меня вновь завертел ворох неотложных дел.

К концу дня голова у меня уже почти ничего не соображала, а вопросов впереди было еще множество.

Все-таки к вечеру я смог наконец освободиться. Когда зашел в спальню, Варя в одной рубашке сидела на кровати, а служанка расчесывала ее светлые волосы, достававшие почти до пяток. Еще две рабыни бегали с кувшинами, в комнате стоял запах благовоний и розового масла. Моя жена махнула рукой, и все девушки мгновенно выбежали вон, оставив нас одних.