Константин Буланов - Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры

Закончив с обслуживанием корабля и распрощавшись с моряками русской эскадры, уже через двое суток удалось достичь Порт-Саида. Поставив корабль на якорь в ожидании лоцмана, экипаж "Полярного лиса" принялся разглядывать многочисленные пароходы, что подобно им ожидали своей очереди войти в порт и оттуда попасть в Суэцкий канал, либо уже преодолели его и попав на большую воду, давали волю тысячам лошадиных сил паровых машин, которые при прохождении канала приходилось сильно сдерживать.

Стоянка непосредственно в порту продлилась не более шести часов, за которые догрузились углем и припасами, да оформили разрешение на проход канала 9-узловой скоростью в отличие от прочих торговых пароходов и яхт, коим разрешалось давать не более 5 узлов.

Правда, сразу реализовать предоставленную возможность оказалось невозможным по причине носившей название "Линда". Итальянский почтовый пароход был пропущен в канал за 15 минут до "Полярного лиса" и довольно быстро нагнав его, в дальнейшем пришлось тащиться на 5 узлах, время от времени стопоря машину или даже давая реверс. Предоставленный же лоцман на все предложения Иениша обогнать тихохода лишь отрицательно качал головой и ссылался на установленные правила прохождения канала.

Лишь через час, когда навстречу прошел еще один пароход, из-за чего итальянцу пришлось прижаться чуть ли не вплотную к правому берегу, удалось обойти его. При этом еще до обхода итальянского транспорта лоцман демонстративно покинул мостик, заявив, что более управление каналом не несет ответственности за безопасность прохода "Полярного лиса". Вдобавок, на ближайшей станции он приказал пристать к берегу и по телефону сообщил о допущенном нарушении. Хорошо еще, что не пришлось дожидаться ответа его неведомого начальства, а то вновь бы пришлось обгонять итальянца, успевшего за время стоянки нагнать минный крейсер.

В следующий раз пристать к берегу пришлось часа через два на 25-ой миле, чтобы пропустить крупный встречный пароход. То же самое повторилось на 38-ой миле, где вдобавок команде пришлось изрядно поработать шестами, чтобы уберечь корабль от повреждений, так как из-за создаваемой встерчным судном волны крейсер начало сильно прижимать к берегу. В конечном итоге пришлось даже спустить с левого борта шлюпку и подав с кормы конец, дожидаться, пока она отбуксирует корабль подальше от берега из-за опасений повредить винты.

Еще через час минный крейсер вышел в акваторию озера Тимшах, где взял нового лоцмана со станции Измаилия и войдя из него в Большое Горькое озеро, смог дать ход в 13 узлов. Вновь войдя в канал, вскоре нагнал очередной пароход и дождавшись широкого места, легко обошел его. При этом заранее предупрежденный о подобном поведении капитана "Полярного лиса" лоцман, заранее покинул рубку, показывая, что мешать более быстрому прохождению канала он не намерен, но и нести ответственность за возможную аварию тоже.

Около шести часов вечера лоцман отказался далее осуществлять проводку, ссылаясь на опускающуюся темноту, при том что до выхода из канала оставалось пройти не более 5 миль. Иениш же не пожелавший до самого рассвета караулить корабль от наваливания на правый берег, решил продолжить путь без помощи лоцмана и через сорок минут, тихонечко обойдя два прижавшихся к левому берегу парохода, вышел в Порт-Тефик, достигнув Суэцкого залива.

Забив углем под завязку все возможные помещения, Иениш повел крейсер на 10 узлах к французскому Таджуру, до которого было 1300 миль. Не смотря на официальные союзнические отношения, французы, как и прочие Европейские державы, урвавшие себе кусок Африки, не желали пускать русских на черный континент, от того следующим родным портом теперь мог стать только Владивосток.

Иван же, не раз говоривший о своих интересах на Африканском континенте, совершенно случайно нашел среди матросов родственную душу поведавшую ему о событиях пятилетней давности, когда полторы сотни терских казаков на свой страх и риск попытались организовать небольшое поселение на землях, которые французы уже считали своими.

– Я тогда, вашбродь, на крейсере "Забияка" служил. Вот мы, значит, вместе с пароходом "Чихачев" и забирали из французского плена казачков. Время свободного, не смотря на службу, имелось вдосталь, вот мы и разговорились с горемыками. За главного был у них Николай Иванович то ли Ашинов, то ли Ишанов. Вы уж извиняйте, позабыл уже за давностью лет. Так он нам многое поведал. После вахты соберемся, бывало, в кружок, он и начинает сказывать, как город русский хотел поставить в землях этих диких. Сказывал, "Новая Москва" город наречь собирался.

– Вот как? И что же случилось? Местные взбунтовались?

– Нет. С местными, как раз, твердый уговор имелся. Он же не просто так пришел, а многие годы в землях этих прожил, все дозволения на основание города ждал. Вот и дождался однажды. Вернулся в Россию, собрал полторы сотни казачков, батюшку опять же с собой позвал. Без веры то никуда! Скинулись они, значит, сбережениями, зафрахтовали пароход да и высадились на том самом берегу, где сейчас Танжер стоит. Только в сам Танжер не пошли, а нашли какую-то старую заброшенную крепость да и принялись обустраиваться. Сады разбили, чтобы фрукты, да ягоды заморские растить. Поля под просо вспахали. Дома поставили, склады да торговые лавки возводить начали. Думали торговлю со всеми вести. Но не сложилось. Французы как прознали про строящийся город, выслали к нему флот да и обстреляли из орудий. Прежде, правда, прислали ультиматум, стало быть, сдать город и точка. Вот только французским из казачков никто не владел. А когда вышли на берег для разговора, под обстрел с крейсера и канонерок как раз и попали. Кто погиб, кого поранило. Но большая часть, слава Богу, не пострадала. Правда, в плен попали все. Следом уже мы пришли, забрали казачков, на том все и закончилось.

– Хм, интересно. – пробубнил себе под нос Иван, – Надо будет поискать этого Николая Ивановича. Такие люди нам вскоре ой как понадобятся.

Все шесть дней, что крейсер шел по Красному морю, матросы оттачивали навыки абордажа. Правда, на не сильно большой палубе "Полярного лиса" особо развернуться было негде, но хотя бы отработать навыки применения оружия на борту и в узких коридорах оказалось вполне реально.

Поскольку приобрести винтовки Бердана или Мосина не представлялось возможным, да и столь длинноствольное оружие виделось чрезмерно неудобным для абордажных партий, на вооружение экипажа были закуплены старые и привычные револьверы Смит-Вессон N3, которые, что по останавливающему действию пули, что по солидному весу позволявшему применять револьвер как дубинку, идеально подходили для намеченных целей. В качестве же тяжелого вооружения закупили два десятка шестизарядных ружей Винчестера модели 1887 года. Закупили бы и больше, но в Санкт-Петербурге в наличии больше не было, а ждать очередной поставки никто не собирался.