Марик Лернер - Цель неизвестна

Воздух в легких отсутствовал полностью и я невольно рванулся вверх, туда, где сквозь воду просвечивало солнце. Мыслей в голове не имелось, только откуда-то из нутра билось одно и то же: «Жить!». На руке висела непонятная тяжесть, тянущая вниз и ужасно мешающая. Хотелось избавиться от нее и вынырнув на поверхность, даже не прокашлявшись толком, потянул руку вверх.

Ничего удивительного, что мешало нечто всплыть. Оказывается я держал за шкирку мальчишку. Вцепился в воротник и не ощущаю пальцев. Судя по обмякшему виду и попытке нырнуть носом вниз, он ничего не соображал и вряд ли находился в сознании. Диким усилием, растягивая мышцы и буквально слыша треск, выкинул его на край льда. Не столько спасая, сколько пытаясь избавиться от лишнего, убивающего меня веса. Кинул на добрый метр в сторону от себя, так что парнишка хряпнулся на совесть и взвыл в голос. Видать очухался от боли.

А вот мне от столь резкого движения изрядно поплохело. Окунулся снова и достаточно глубоко, а вылез уже в стороне, прямо под мутным льдом. Хорошо еще там оказалось нечто вроде прослойки наверху между тяжелой смерзшийся плитой и водой. Немного воздуха попало в легкие и смог с облегчением вдохнуть. Осторожно пополз в сторону пролома, отталкиваясь руками и не пытаясь пробить башкой лед сверху. Может так было бы лучше и удобнее, чем мои судорожные дерганья, но уже не только мысли еле ворочались, еще и тело начало слушаться не очень охотно.

Все же я не собирался помирать и продолжал бороться. Попытался сам выбраться, ложась грудью на край полыньи и с ужасом почувствовал насколько лед хрупкий. В мгновенье он раскололся и я снова нырнул с головой, в очередной раз хлебнув воды и впадая в панику.

— Держись! — орали на краю сознания какие-то голоса. — Хватай!

К мертвой хватке, с которой я вцепился в жердь, это предложение отношения не имело. Кинули бы топор, я бы и за него ухватился. Мозги после ледяной воды вырубились окончательно и сработал обычный рефлекс. Меня тянули наверх и я судорожно помогал спасателям, отталкиваясь ногами, иногда отнюдь не улучшая положение, а вновь обламывая лед и скользя назад. И все ж медленно, но упорно мы совместными усилиями закончили спасательную операцию.

Очутившись вне полыньи я очень шустро пополз как можно дальше от воды не пытаясь подняться и извиваясь по-змеиному. Мокрый и на морозе, я с перепуга даже не чувствовал холода, пока не взялся рукой за голову и не обнаружил там сосульку. Тут меня ощутимо затрясло, так что зуб на зуб не попадал и челюсти застучали вполне отчетливо.

— Спасибо, — попытался сказать, обращаясь к своему спасителю.

Совсем молодой парень. Рожа у него вполне русская, а одет почему-то в то, что в моем понимании называется кухлянкой. Я с народами севера сроду не общался, разве в кино видал. Они точно все с узкими глазами, но одеты точь-в-точь. Оленьи расшитые шкуры, да еще и с капюшоном.

— Идем, — сказал тот, поднимаясь. — Здесь лед хороший.

Мне очень не хотелось проверять на себе крепость повторно и он видимо это понял.

— Молодца, — сказал одобрительно, протягивая руку, так что не оставалось ничего другого, как послушно подняться. Ага, с запозданием дошло. Мы на реке. Рыбу что ль ловили? — Не спужался и за Мосеем прыгнул. Спас дурня.

Это видимо про меня спасенного. Ничего не помню. Никаких Моисеев рядом не стояло и как я вообще сюда попал?

— Кто ж так на лед лезет, не проверив? — он был искренне возмущен и без раздумий пнул ногой в зад ковыляющего впереди мальчишку. Тот даже не возмутился, только прибавил шагу. Ему тоже было не очень сладко, еле ковылял и беспрерывно всхлипывал. — Не схватило по настоящему. Ты паршивец теперь Михайле по гроб жизни обязан.

От берега в нашу сторону махали какие-то незнакомые люди. Опять же в чукотских одеждах, но вполне себе блондинки и блондины с рязанскими мордами. Мужики еще и бородатые. Один из них сорвался с места и подскочив к бредущему мальчишке приложил ему кулаком, так что то скрючился. Я невольно шагнул в сторону, готовый отразить нападение, но он уже схватил несчастного Моисея и поволок его на манер волка, укравшего овцу.

На самом деле я конечно ничего такого не видел. Не овец, те попадались в горах Швейцарии изредка, очень живописно выпасаемые для туристов. Я про волков. Этих исключительно в передачах про животных наблюдал. Но вот ведь, откуда-то выскочило сравнение. Ну говорят же как чертик из табакерки, хотя никто уже лет сто нюхательный табак не употребляют и идиотскую игрушку не выпускают. В смысле чертика на пружинке.

Ну это во мне есть, не отнимешь, вопреки всей моей длительной жизни за границей. Бабушка, пусть ей будет на том свете у бога хорошо, вбила в меня навечно старую литературу. В основном детские стихи со сказками, но и помимо них тоже. Всякие Сетон-Томпсоны, Том Сойер, Мюнхаузен и многое другое, включая Юлию Друнину и Киплинга. Не уверен, что они подходили для моего возраста тогда, но похоже он знала чего добивалась.

Заняла место няни с раннего детства и так никому не отдала до внезапного инфаркта. Мутер до ребенка особого дела не было, она предпочитала себя холить и лелеять. Позднее я после некоторого размышления решил, что она и замуж вышла по залету. Причем сознательному. Сроки так ложились. Вычислить дату от свадьбы не проблема. С удовольствием скинула заботы обо мне на бабушку и успокоилась. И спасибо мутер. Могло оказаться много хуже, доверь она дитятко современным воспитателям.

Бабушка прекрасно заменила мать, няню, гувернантку и еще кучу народа. Старая, советского воспитания интеллигентка, люто ненавидящая моего папашу, большого деловара и не умеющего ни о чем помимо денег говорить. Когда-то она имела профессию педагога и видимо им оказалась в реальности, а не по диплому. Во всяком случае отвращения к классике я не испытываю с ее подачи. А очень многое до сих пор помню. Что в детстве учил сохраняется железно, в отличие от более поздних времен.

Конечно в школе уже не то, уровень училок пожиже и не увлекли. Да и разные Достоевские у меня ассоциировались исключительно с нудностью, но детскую литературу я усвоил в огромном объеме. И стихи в отличие от прозы с удовольствием почитывал и позже, даже за границей. Выборочно конечно, заумных не уважаю, но все ж продолжал читать на русском. С четырнадцати лет живя за бугром, не всякий про себя такое скажет.

Не умри бабушка, я бы не очутился в Швейцарии, а остался с ней. Тогда и жизнь сложилась бы иначе. А так мутер моя, поймав папашу на очередной девке из мисок чего-то там, потребовала развода, девичьей фамилии и большого счета со многими нулями. Куча всего на нее была записана, да и по закону положено. Он оказался не зверь. Не стал закатывать в бетон и топить в ближайшем водоеме, хотя и мог без проблем. Я точно знаю. Давненько еще в младом возрасте случайно услышал разговор, не предназначенный для детских ушей. Тогда даже загордился насколько мой предок крутой.