Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)

Женя засмеялась, погасила лампу и легла, обняла его, погладила по груди.

— Как хорошо, Да?

— Ага, — Эркин повернулся к ней и обнял. — Лучше не бывает, да, Женя?

Его губы мягко касались её лба, щёк, глаз, подбородка, гладили и щекотали сразу. Женя смеялась всё тише, засыпая, обмякая в его руках. Он мягко, чтобы не разбудить, прижался к ней. Тонкая, сразу и тёплая, и прохладная ткань ночной рубашки Жени приятно скользила по его коже. Больше всего ему сейчас хотелось сказать: «Пусть так и будет всегда, лучше не бывает», — но он уже так говорил, в Джексонвилле, и накликал. Нет уж, с него хватит. Пусть будет как будет, само собой пусть идёт.

Женя ощущала его ровное спокойное дыхание. Пусть спит. Кажется, слава богу, он уже успокоился, перестал переживать из-за Бурлакова. Конечно, очень жалко, что так получилось, жалко и Андрея, и Бурлакова, но хорошо, что Эркин перестал изводить себя, опять стал весёлым, радующимся всему, господи, какое счастье, что прошлое не возвращается.

Они спали, прижавшись друг к другу, будто им было тесно на просторной — хоть поперёк ложись — широченной кровати. И Эркин блаженно дышал запахом волос и тела Жени, он ни о чём не думал, ничего не хотел, у него всё есть и… и лишь бы это не кончилось.

После инцидента с Торренсом Андрей снова запсиховал. Забросил учёбу, в нерабочее время валялся на своей кровати и ни с кем не разговаривал, разве только по делу. Но на этот раз к нему уже никто не цеплялся. Как и просил доктор Ваня, парни вообще об этом не говорили, будто ничего и не было. Тем более, что Торренс через день после того разговора выписался и исчез из госпиталя. Да и в самом деле, сколько с мальцом можно возиться? Один раз его уже к доктору насильно отводили, так что дорогу знает, не всегда ж с ним нянькаться.

Сегодня Жариков задержался в своём кабинете. Разговоры о летнем переезде перестали быть слухами, и надо подбивать бабки и чиститься, чтобы не везти лишнего и не забыть нужного. Да и… он не додумал, потому что в дверь постучали.

— Войдите.

Он догадывался, кто это, и потому, увидев Андрея, удовлетворённо кивнул.

— Заходи, Андрей, садись.

Так: обычной улыбки нет, осунувшееся напряжённое лицо, замедленные и какие-то угловатые движения, вся прежняя моторика отсутствует. Сел не к столу, а поодаль…

— Что с тобой? — мягко спросил Жариков.

— Я… я… — Андрей судорожно сглотнул. — Я спросить хотел… Иван Дормидонтович, я… я в самом деле такой… ненормальный?

Так, совсем интересно. На этот раз что ему почудилось? Сначала заставим говорить.

— Не понял, Андрей, ты о чём?

— Ну… — и совсем тихо, упавшим голосом: — Этот, гомосексуалист. Это же не нормально. Тот… ни к кому не лез, только ко мне. И… и что я с вами… но ведь это неправда…

— Конечно, неправда, — сразу согласился Жариков. — Послушай, Андрей…

— Я книгу стащил, — продолжил Андрей, словно не услышав. — Про… сексопатология называется. Там написано, это патология, извращение, и что…

— Подожди, — перебил его Жариков, переключая его сразу на себя и другую тему. — Что значит «стащил»? Взял в библиотеке?

Андрей угрюмо мотнул головой, быстро исподлобья посмотрел на Жарикова и снова опустил ресницы.

— Нет, там бы догадались, я у… ну, она совсем за своим не следит, уйдёт, а дверь открыта, и на виду книга, я взял, прочитал, ну, где про меня написано, и обратно положил. Она и не заметила.

Теперь он ещё по чужим комнатам шарит, этого только не хватало!

— Андрей…

— Нет, Иван Дормидонтович, но… но если это так, я… я жить больше не могу. Значит, и правда, что спальник всё поганит, я к вам просто поговорить ходил, и вот, опоганил вас, теперь и о вас так думают, ну, что и вы…

— Стоп-стоп, наговорил ты много, давай разбираться. Кто и что про меня думает, меня не волнует. Я о себе всё сам знаю.

Андрей удивлённо поднял голову и даже рот приоткрыл.

— Да-а? — совсем по-детски вырвалось у него.

— Да, — твёрдо кивнул Жариков. — Так что за заботу спасибо, но… но об этом можно не думать. Теперь о тебе. Что ты книгу взял, это ещё ничего, а что по чужим комнатам шаришь… это, извини, Андрей, это уже никуда не годится.

Андрей кивнул.

— Да, я знаю, это я только один раз, за книгой.

Жариков кивнул и решил не уточнять, что факту изъятия книги, разумеется, предшествовали разведка и проверки. И кажется, он догадывается, кто та «она», что «за своим не следит» и всё на виду держит. С ней отдельный разговор будет. Ибо народная мудрость: «Дырка делает вора», — не устарела.

— И чтоб больше этого не было, — сказал Жариков с максимально возможной строгостью. — Нужна книга, или ещё что, попроси. Понял?

— Да, — уже не опуская глаз, ответил Андрей.

— Хорошо. Теперь дальше. С чего ты взял, что ты — гомосексуалист?

— Но, — растерялся Андрей, — но я же… я — джи, Иван Дормидонтович.

— Ну и что? — спокойно возразил Жариков. — Раз ты «сексопатологию» прочитал, давай разбираться. Итак…

— Я там не всё понял, — осторожно сказал Андрей.

— Вот! — обрадовался Жариков. — Так прежде чем паниковать, надо понять. Сейчас разберёмся.

Андрей кивнул, с надеждой глядя на Жарикова.

Чёткие, академически строгие вопросы и по-ученически старательные ответы.

— Молодец, — кивнул наконец Жариков. — Действительно усвоил. — Андрей невольно улыбнулся. Впервые за время разговора. — И последний вопрос. Что из сказанного относится к тебе?

Андрей открыл рот, закрыл, судорожно сглотнул.

— Но, Иван Дормидонтович…

— Тяга к мужчинам у тебя есть, спрашиваю? — Жариков перешёл на более простые, почти житейские формулировки.

Андрей мотнул головой.

— Так какого чёрта ты мне голову морочишь?! — прорычал Жариков. — И себе тоже! Никакой ты не извращенец, запомни.

— А… а у меня и к женщинам тяги нет, — с робкой надеждой сказал Андрей. — Это… это ничего?

— Как ты на Новый год плясал… — хмыкнул Жариков.

— Это ж я не для себя, — вздохнул Андрей.

— А для кого? — терпеливо спросил Жариков.

— Для Колюни, — Андрей улыбнулся. — Он меня ещё на Рождество просил, ну, за него поплясать. Вот я и старался.

Жариков вздохнул. Ну, какого чёрта все, кому не лень, лезут туда, куда их не просят. Операцию сам себе никто не делает, а тут…

— Встретишь ты ещё её, свою женщину, Андрей, у тебя всё впереди. И всё у тебя будет.

— Да кому я нужен такой, — вздохнул Андрей.

— Ещё один на мою голову, — улыбнулся Жариков.

— А первый кто? — заинтересованно спросил Андрей.

— Врачебная тайна, понял?

— Понял.

Андрей уже успокоился, по крайней мере, внешне, и в его глазах появилось прежнее мальчишеское выражение лукавого любопытства. И всё-таки он опять вернулся к прежней теме.

— Так, что насиловали меня, это ничего? Да? Я… я ведь и раньше думал. Ведь нас всех ещё в питомнике надзиратели по-всякому… ещё до той сортировки, я же помню. И потом…