Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)

От злости Артём промолчал всю службу, хотя петь любил и обычно тихонько подтягивал хору, а Саньке за баловство дал такого тычка, что тот всерьёз лбом стукнулся. И, когда всё закончилось и толпа дружно повалила наружу, сразу пошёл домой, не остался поболтать с ровесниками. А ведь и одет он теперь не хуже других, и в школе учится, и деньги в кармане на воскресный пряник водятся. И солнце выглянуло, заиграло.

— Пойду, самовар поставлю, — буркнул он деду и, не оглядываясь ни на кого, размашисто зашагал к дому.

— Ишь, хозяйственный он какой у тебя, — повёл бородой ему вслед Филиппыч.

— Да уж, — дед огладил расчёсанную по случаю воскресенья бороду, солидно крякнул.

Тёмку ему многие хвалили. А что, он уважительный, почтительный, не шалыган какой, и работает уже, деньги в дом приносит. И хоть молодой, да малец ещё по правде, шестнадцать всего, а мужики, у кого дочери Тёме под возраст, уже заговаривают, со знакомства на приятельство норовят повернуть. А чего ж нет? Умный человек всегда наперёд смотрит. Отказываться глупо, кто знает, что там будет.

По дороге Артём немного успокоился. Пусть остальные делают, что хотят, а он сделает по-своему. И дома он сразу переоделся, убрав на место нарядную рубашку, хорошие брюки и бот инки, натянул старые, ещё рабские штаны — дождя уже нет, тепло, нечего рубашку и сапоги трепать — быстро раздул в сенях самовар и пошёл в огород.

Мокрая молодая поросль блестела на солнце, ноги вязли в рыхлой пропитанной водой земле. Много воды тоже незачем, и Артём, закатав штанины до колен, стал расчищать сток, чтоб спустить лишнюю воду в уличную канаву.

— Бог в помощь, — окликнули его.

— Спасибо на добром слове, — ответил он, не поднимая головы.

— А остальные где?

Артём отложил лопату и, запустив обе руки по локоть в холодную чёрную воду, взялся за сидевший в стыке дна и стенки и мешающий воде камень.

— В церкви, — ответил он сквозь зубы.

Камень скользил, не поддавался. Выругавшись по-английски, он всё-таки вытащил его, выпрямился отбросить — потом в дело пристроит — и оторопело застыл. За забором стояли и смотрели на него три женщины и мужчина. И он сразу узнал их. Из Комитета и Опеки. Они и в т от раз приходили. Ну… ну, влип! Артём разжал пальцы, и вытащенный с таким трудом камень плюхнулся обратно, окатив его грязной водой. Машинально он провёл по лицу и груди ладонью, но не стёр, а только размазал грязь.

— Тём! Тёма-а! — звала его от внутренней калитки Лилька. В огород она не заходила, боясь запачкать новенькие высокие ботинки на шнуровке. — Тёмка, да что с тобой?!

И тут, увидев пришельцев, ойкнула и бросилась к дому с криком:

— Деда-а-а-а! Они опять припёрлись!

Одна из женщин негромко рассмеялась, и от её смеха у Артёма ознобом стянуло кожу на спине. Что же делать? Может, дед что придумает…

Услышав, что опять пришли те, из Комитета, а Тёмка на огороде стоит и молчит, дед охнул:

— Вот принесла нелёгкая! Бабка, живо накрывай!

Но весь ужас случившегося дошёл до него, когда, выйдя на огород позвать гостей в дом, увидел полуголого, измазанного грязью Артёма и понял, как на это со стороны смотрится.

— День добрый, — заставил он себя улыбнуться. — Проходите в дом, гости дорогие.

Артём с надеждой посмотрел на него. А дед подошёл к незваным гостям, загородив собой Артёма, и шумно многословно заговорил, поворачивая их, уводя за собой. И за его спиной Артём, пригнувшись, побежал за дом, где Лилька уже ждала его с ковшом воды в дрожащей от страха и напряжения руке.

— Тём, у тебя волосы… — голос у Лильки тоже дрожал.

— Мыла принеси, — Артём забрал у неё ковш.

Лилька метнулась за угол и чуть не сбила с ног бабку, торопившуюся с мылом, чистым полотенцем и ведром воды.

— Одёжу его принеси, — подтолкнула она Лильку. — Давай, горе моё, умывайся, здесь переоденешься, пока дед им зубы заговаривает. От морока лишняя, принесло их не вовремя.

Под бабкину воркотню он умылся и обмыл ноги, св на завалинку. Лилька уже бежала в охапку с его одеждой и ботинками. Бабка забрала ведро и ковш, сунула мыло и полотенце Лильке.

— Пошли, здесь он сам, а там дед один.

Когда они ушли, Артём огляделся, быстро скинул рабские штаны и натянул брюки прямо на голое тело — возиться с исподним уже некогда — теперь ботинки, носки Лилька тоже забыла, ладно, авось раздевать не будут, а так штанины длинные, не видно. Ну вот, уже легче. Он помотал головой, руками растеребил кудри и уже спокойно взялся за рубашку, ту самую, красную.

— А бельё не носишь?

Он вздрогнул и обернулся. Комитетская… ну…

— Ношу, — ответил он растерянно.

— И сколько смен есть?

— Зимнего две, да простого три, да тельняшки купили, — добросовестно перечислял Артём, всё ещё держа рубашку в руках.

— А сейчас что ж не надел?

— А… а тепло, — нашёлся он и так обрадовался своей находке, что успокоился и улыбнулся, обаятельно, но без завлекалочки. — Чего ж париться зря?

— Ну, что ж, — она тоже улыбнулась. — Можно и так. Ты одевайся, одевайся.

Он послушно надел рубашку, подобрал упавший на землю витой поясок, подпоясался, застегнул перламутровые пуговички ворота.

— Ну, пошли в дом, — улыбалась, глядя на него, комитетчица. — тебя одного ждём.

Капитолина Сергеевна с грустной улыбкой рассматривала стоящего перед ней смуглого высокого ещё не юношу, но уже и не подростка. Она, как все в Комитете, отлично понимала, что, разумеется, никакой он не внук Савелию Савельцеву, как и трое остальных, и имена у всех, включая самого старика, выдуманные, да сколько они таких историй знают, в «Беженском Корабле» приёмышей больше, чем родных и кровных, все ж всё понимают…

— Ну, пошли, — повторила она.

Артём послушно пошёл за ней, стараясь не запачкать ботинки.

Чай накрыли в их горнице. Ларька уже показал свои игрушки, Лилька и Санька — тетради и альбомы с отметками.

— А ты как учишься? — встретили Артёма.

Ну, здесь ему стыдиться нечего. Артём уверенно взял с комода свои тетради. По русскому у него всё хорошо, а по арифметике только пятёрки, вот по английскому он в последний раз напутал, написал русскими буквами, а по истории и природе тетрадок нет, но и там всё хорошо.

Дед облегчённо перевёл дыхание и незаметно перекрестился под бородой. Кажись, пронесёт, они ж тоже не слепые, видят, как Тёмка по-хозяйски держится. А что табуреток на гостей не наготовлено, и чашки на столе разной масти… так не обессудьте, не ждали мы гостей сегодня. И так стол к лежанке подвинули, чтоб усадить всех.

— А почему ты в церковь со всеми не пошёл?

— Был я в церкви, — Артём совсем успокоился и говорил смело, всё же искоса следя за дедовыми кивками. — Хоть кого спросите. Всю службу отстоял. А… а если огород зальёт да закиснет, то и не взойдёт ничего, жрать же нечего будет.